В отель мы вернулись поздно вечером. В фойе, на обтянутой плюшем скамейке под фикусом, сидели Лилины родители. Мамашу колотила дрожь, отец был бледен, как восковая фигура. Над ними склонилась Рита и, видимо, их успокаивала.
– Да не волнуйтесь вы так, – донесся до нас ее голос. – Лиля – взрослая девочка, погуляет по городу и вернется.
– Уже вернулась, – подал голос я.
Лилины родители оцепенело глянули в нашу сторону. Затем с удивительной синхронностью вскочили и бросились к нам.
– Лиля! Где ты была?! Ты совсем совесть потеряла! Мы тут с ума сошли! Мать выпила весь корвалол! Я спрашиваю, где ты была?
– Папа, – начала было Лиля, но отец не дал ей закончить:
– Не смей перебивать, когда тебя спрашивают! Мы тебя по всему городу искали!
– Считайте, что нашли, – снова вмешался я. – Двадцать пять процентов можете взять себе, остальное – государству.
Родители моей спутницы покосились на меня, как на некий разговаривающий предмет, и снова обрушились на Лилю:
– Ты где шлялась? Ты с вот этим вот шлялась?
– Меня, между прочем, Мишей зовут, – с обидой напомнил я, но меня продолжали игнорировать.
– Что ты делала весь день? Чем от тебя пахнет? Он напоил тебя?
– От нее пахнет дарами Брюсселя, – пояснил я. – И что значит напоил? У меня с собой соски нет, да и дочь ваша на младенца не похожа.
– С вами, молодой человек, я отдельно поговорю, – заявил папаша. – Вы похитили мою дочь! Вы ее напоили! Вы совратили ее…
– Попрошу меня не оскорблять, – твердо проговорил я. – Я целомудрен, как история Древней Греции, и добродетелен, как «Песня Песней».
– Вы хоть понимаете, что мы чуть не сошли с ума?
– Это изумительное пограничное состояние, – ответил я. – В такие минуты люди пишут поэмы, симфонии и картины. Надеюсь, что и вы провели это время с толком.
– Наглец! Я вас убью!
– Если вы меня убьете, я на вас смертельно обижусь и не буду с вами разговаривать.
– Леня, отойди на секунду, – вклинилась в разговор Лилина мать.
Она подошла ко мне вплотную, посмотрела мне в глаза и замахнулась.
– Я вижу, вы хотите дать мне оплеуху, – не двигаясь с места, сказал я. – Точно так же обошлась одна вдовая брабантская герцогиня с блистательным Лоэнгрином. На герцогинину дочку Эльзу напали в лесу волки, Лоэнгрин вступил с ними в неравный бой, убил кровожадных тварей и спас Эльзе жизнь. А когда он доставил девушку во дворец и та предстала перед матерью в разорваных одеждах, возмущенная мамаша решила, что это спаситель ее дочки так постарался, и отвесила вдохновенному Лоэнгрину пощечину.
– Леня, что он несет? – изумленно уставилась на мужа Лилина мать, так и застыв с поднятой рукой. – Какая брабантская герцогиня? Какие волки? Какой Лоэнгрин? Этот человек хочет, чтоб у меня начался новый приступ?
– Этот человек хочет есть, а еще больше спать, – отрезал я. – Послушайте, бдительные и любяшие тираннозавры, вашей дочери двадцать пять лет, она взрослый и умный человек, а вам все хочется выгуливать ее на поводке, как несмышленую болонку. Прекратите над ней издеваться, дайте ей дышать свободно.
– Лилечка, – мамаша, не слушая меня, прижала к себе дочь, – скажи, он приставал к тебе? Он пытался тебя поцеловать?
– Что значит пытался? – удивился я. – Просто поцеловал. Она хорошо целуется для узницы с двадцатипятилетним стажем. Трогательно, нежно и очень искренне. Лиля, не молчи все время, скажи что-нибудь.
– Мама… папа.... – тихо пробормотала Лиля. – Простите меня.... Я… Как глупо все… Я не думала.... Я не хотела… Простите…
– Пойдем в номер, дочка, – сказал Лилин отец, нежно ее обнимая. – Все будет хорошо.
– Все будет прекрасно, – добавил я. – И не забудьте по новой завязать рукава у нее на спине.
– А с вами, молодой человек, я вообще не желаю разговаривать, – отрезал родитель.
– Да и у меня дела поинтересней найдутся, – ответил я. – Спокойнейшей вам ночи.
Я вышел из фойе на улицу и закурил. Вечер потихоньку превращался в ночь, звезд почти не было видно из-за растрепанных облаков, краешек одного из которых пытался прободнуть тоненьким рожком серп молодой луны. Внезапно вид ночного неба заслонили чьи-то ладони, прилегшие мне на глаза.
– Лиля, иди в номер, – сердито сказал я. – Не расстраивай родителей.
– Не угадали, Миша.
Ладони опали с моих глаз. Передо мной стояла Рита и улыбалась с едва уловимым оттенком насмешливости.
– Извините за неудачную шутку, – проговорила она. – Мне просто показалось, что вы немного расстроены.
– Не вижу повода для расстройства. Сигаретку хотите?
– Спасибо, я не курю. Ну как, хорошо погуляли?
– Изумительно.
– И где же вы были?
– Всюду, начиная с пищеварительного тракта Чрева Брюсселя и кончая его естественным завершением в виде этой гостиницы. А почему это вас так интересует?
– Если бы вы провели это время в обществе Лилиных родителей, находившихся на грани истерики, вас бы это тоже заинтересовало. А что, эта бедная девочка действительно хорошо целуется?
– До безумия. Как застоявшаяся кобылица, которая вырвалась из стойла.
– Вы целовались с лошадьми, Миша?
– Подозреваете меня в зоофильстве?
– Кто вас знает. Я ведь не видела, как вы целуете людей.