Читаем Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник) полностью

Турбаза представляла собою несколько зданий в гуцульском стиле, выстроенных из дерева и камня и увенчанных островерхими черепичными крышами. Невысокие горы вокруг покрывал еловый лес, у подножий гор, зеленея меж снежными берегами, перекатывая через пороги и пенясь, бежала неширокая и быстрая речка Прут. Через речку перекинулся резной деревяный мостик, а за мостом негромко и даже убаюкивающе пел водопад. Места были до того красивы, что мне хотелось хотя бы на пару часов удрать от нашей бестолковой группы, уединиться, молча посидеть у воды. К сожалению, псевдоамериканское происхождение пробудило излишне пристальный интерес к моей особе. Стоило мне подотстать от прочих, как кто-нибудь обязательно подмечал это великое событие и окликал меня:

– Майкл! Ты чего? Не отрывайся от компании!

Я изображал на лице улыбку, какой, наверное, улыбается кобра при виде змеелова, и присоединялся к остальным. Обычно меня тут же с обеих сторон брали в тиски черноволосая болтливая Леся и ее светленькая, неразговорчивая и похожая на мышку подружка Тася.

– Майкл, – мурлыкала Леся, – расскажи что-нибудь про Бостон.

– Красивый город, – отвечал я.

– А еще?

– Очень красивый.

– А где ты там жил?

– На Кросс-стрит, – подумав, отвечал я. – Кстати, если Кросс-стрит перевести на русский, получится что-то вроде Крещатика.

– Надо же, – удивлялась Леся. – А что ты вообще там делал?

– Где?

– В Бостоне. В Америке.

– Ел гамбургеры, пил кока-колу и катался на скейтборде.

– Потрясающе! А в школу ходил?

– Не ходил, а ездил.

– На чем?

– На скейтборде и ездил.

– С ума сойти! А у вас негры в школе были?

– Полно. И все баскетболисты. Даже во время уроков мячиком по полу стукали.

– Да ты что! А учителя?

– А что учителя? Учителям по барабану. Жуют резинку и не вмешиваются. Оно им надо? Еще пристрелят…

– Как пристрелят?

– Из шестизарядного кольта.

– У вас что, с оружием в школу ходили?

– А как же. Надо же ученикам защищать свое достоинство и права человека.

– Вот это я понимаю – свобода! – восхищенно вздыхала Леся.

– Да ты не расстраивайся, – утешал ее я. – У нас здесь тоже когда-нибудь начнут друг в дружку палить.

Лесина болтовня начинала меня утомлять и даже раздражать, и я невольно поглядывал на Тасю, менее привлекательную, но, по счастью, немую как рыба. Тася, видимо, привыкла держаться в тени своей подруги. Будь она посимпатичней, я бы предположил, что Леся в их тандеме играет роль буксира, который, беспрестанно тарахтя, заводит в гавань белоснежный корабль, после чего скромно удаляется, причалив к какому-нибудь захудалому пирсу. Но Тася не походила на корабль, да и Леся в последнюю очередь согласилась бы стать для кого-нибудь буксиром. Она явно претендовала на что-то большее, но проделывала это с такой назойливостью, что невольно провоцировала на грубость. Во время очередной совместной прогулки она как-то очень ловко поскользнулась и, потеряв равновесие, свалилась мне в объятия. Наши глаза встретились.

– Майкл, – с нарочитым укором проговорила Леся, – что ты делаешь? Нельзя же так… Если ты американец, это еще не значит, что ты можешь без спросу обнимать всех девушек, которые тебе понравятся.

– А ты шустрая, – усмехнувшись, ответил я.

– В каком смысле шустрая?

– Думаю, что во всех.

– Это такой галантный намек?

– Боже упаси. Обычная констатация факта. Все равно что сказать пригоршне снега, что она тает у тебя в руке.

– Тебе нравится, когда в твоих руках тают?

– Мне нравится, когда руки у меня свободны.

Это уже действительно было намеком, причем не самым галантным. Леся освободила мои объятия от своего присутствия, глянула на меня исподлобья и, взяв под руку Тасю, зашагала вперед.

– Ты что делаешь? – прошипел мне в ухо объявившийся Ярик.

– Наслаждаюсь прикарпатской природой, – невозмутимо ответил я. – Посмотри вокруг – пейзаж, достойный кисти лучших молдавских художников.

– Какие еще молдавские художники? – возмутился Ярик. – Тут стопроцентный шанс был, а ты его профукал…

– Шанс на что?

– Заполучить этим вечером подружек в номер. Она же сама тебе в руки давалась.

– Вот именно сама. Я ее туда не звал.

– Идиот, – сказал Ярик.

– Сам идиот. Нечего моими руками жар загребать. Если хочешь – беги за подружками и лично обустраивай свое светлое будущее.

– А ты?

– А я где-нибудь прогуляюсь в гордом одиночестве.

– Вот-вот, – кивнул Ярик. – Знаешь, у меня такое чувство, будто ты все время норовишь куда-то улизнуть.

– А у меня такое чувство, – отозвался я, – что скоро меня в туалет начнут сопровождать. Чтоб я не отрывался от компании. Слушай, Ярик, давай сознаемся, что мы всех разыграли.

– В смысле?

– Объясним, что я такой же американец, как они папуасы.

– Зачем?

– Затем что мне это надоело. Воображение должно уносить человека, как воздушный шарик в небо, а меня эти фантазии вяжут ниткой к свинцовому грузу.

– При чем тут груз, при чем тут какой-то шарик? Майкл, у нас вот-вот должно наклюнуться, а ты обламываешь на полпути…

Я нехорошо посмотрел на Ярика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза