Но встретиться им удалось не скоро. Через несколько дней Голубев получил от жены письмо. "Уехала на строительство оборонительных сооружений, — сообщала она. — Это недалеко от Ленинграда, но выбраться отсюда возможности нет. От темна до темна не выпускаем из рук лопат. Нас часто бомбят, иногда обстреливает фашистская артиллерия. Есть и жертвы. Некоторых это вначале сильно потрясало, а теперь привыкли..."
"Сейчас выскажу ему все, — твердо решил Голубев, — обиду, просьбу, требование, наконец. Должен же лечащий врач меня понять". Минувшим днем Василий несколько раз заходил к нему с просьбой о выписке, но тот был неумолим. Дальнейшее пребывание здесь становилось невыносимым. После недавнего визита жены и друга еще больше тянуло в родную часть. Желание быть там обострялось тревожными ночами, когда небо города резали лучи прожекторов, заполняли десятки аэростатов заграждения, раздавался грохот зенитных орудий и рокот патрульных истребителей. Фашистская авиация совершала массированные налеты на Ленинград.
Оставив трость в коридоре, лейтенант решительно вошел в кабинет и без предисловий, как бы продолжая незаконченный разговор, выпалил:
— Я боевой летчик. Моя эскадрилья неподалеку, рядом с Петергофом. Фронту нужен каждый боец. Отпустите, иначе сбегу!
— Вы не совсем здоровы, к тому же нужно, чтобы восстановились силы вашего организма, — ответил врач.
— Доктор, раны меня уже не беспокоят, а сил я скорее наберусь на аэродроме. Честное слово, сбегу!
Пожилой медик улыбнулся: до чего же настойчив этот летчик! Такой и впрямь может уйти из госпиталя без разрешения.
— Хорошо, выписывайтесь, — неожиданно для Голубева согласился врач.
В пути Василий передумал о многом. Даже трудности-с транспортом, которые уже появились в Ленинграде, не омрачили его приподнятое настроение. Трамваем он кое-как добрался до окраины города, а затем на попутных машинах приехал на аэродром. Так хотелось быстрее сесть в кабину самолета и... в бой.
Но на аэродроме Василий узнал опечалившую его новость: часть отсюда перебазировалась. До новой точки было далеко, пришлось заночевать. Следующее утро принесло радость: за ночь авиаспециалисты эскадрильи, оставшиеся, чтобы перевезти к месту теперешнего базирования имущество, подремонтировали два истребителя. На них лейтенант в паре с другим летчиком-однополчанином и перелетели в свою часть.
Едва Василий сел и освободил полосу, изношенный мотор его самолета заклинило.
Встретившие Голубева друзья сообщили ему плохие вести. Пока он лечился, эскадрилья понесла в боях большие потери. Из двадцати шести летчиков, начавших войну, теперь в живых только девять. Правда, враг дорого заплатил за каждого из погибших, да и сами они успели сбить по нескольку фашистских самолетов.
Голубев вспомнил свой последний воздушный бой, неравный, ожесточенный. Тогда ему все же удалось поджечь немецкий истребитель. Это был двенадцатый самолет, сбитый им в группе с товарищами к первой половине августа 1941 года, в том числе шестой "Мессершмитт-109", который многие считали орешком не по зубам для нашего И-16.
То, что услышал Василий, обострило желание скорее подняться в огненное небо, помочь однополчанам бороться с превосходящими силами фашистской авиации...
А враг, как знал из сообщений Совинформбюро лейтенант, свирепствует. Попытки с ходу захватить Ленинград, на что делало ставку гитлеровское командование, развязав войну, с треском провалились. Тогда, опоясав город блокадным кольцом, фашисты предприняли в сентябре 1941 года новый штурм. Наступление сопровождалось массированными налетами, длительными артиллерийскими обстрелами жилых кварталов. С каждым днем уменьшались продовольственные запасы. Начался голод.
Для связи Ленинграда с Большой землей теперь оставалось только два пути — воздушный и водный — через Ладожское озеро. Оба были предельно опасны: наши транспортные самолеты и суда непрерывно подвергались ударам с воздуха. Для их прикрытия выделили истребители. 13-ю отдельную эскадрилью тоже перебазировали к Ладоге. Вместе с другими частями она прикрывала от рассвета до темноты перевалочные базы, порты погрузки и выгрузки, корабли и суда на переходах.
...Многое на новом аэродроме Василию было знакомо: он несколько раз садился здесь до войны. Просторное травянистое поле одним краем примыкало к густому сосновому бору, другим — к небольшой деревне. На ее окраине теперь размещались склады, мастерские, общежития, столовые.
Голубев без труда нашел штабной домик эскадрильи. Едва переступил порог, увидел майора Денисова, начальника штаба и нескольких летчиков. Представился новому командиру по уставу. Взглянув на вошедшего и не поднимаясь из-за стола, Денисов вскинул брови, отчего его высокий лоб и бритая голова как бы сразу увеличились в размерах.
— Разве вы уже здоровы? — удивился он, выслушав лейтенанта.
— Поправился, товарищ майор. Готов выполнить любое задание, — не раздумывая, ответил Василий и добавил: — Вот только самолета у меня нет, "безлошадным" оказался. Дайте истребитель.