Воздушный витязь

— Пожалуйте, господин штабс-капитан, к нам в гости. Накормим вас, отдохнете. А завтра в вашу честь устроим прием в офицерском собрании.

— Никаких приемов не надо, — отрицательно машет рукой Петр Николаевич. — А закусить не мешало бы. Чертовски проголодались мы с Нелидовым.

…На следующий день в офицерском собрании — почти весь состав военной авиационной школы. Нестеров замечает среди офицеров поручика Крутеня, подходит к нему, приветливо улыбается:

— Евграф Николаевич! Здравствуйте. Как у вас дела? Летаете?

— Понемногу подлетываю, — отвечает смущенный поручик. — Главным образом за спиной инструктора.

— Не жалеете, что расстались с артиллерией и шли в авиацию?

— Нисколько!

В офицерском собрании Нестеров рассказал о своем перелете Киев — Гатчина, тщательно им продуманном и организованном. На "ньюпор" был поставлен дополнительный бак для горючего, в пунктах маршрута Старо-Быхов, Городок и Дно заранее приготовили расчетное количество бензина и касторового масла. В 3 часа 30 минут 11 мая Нестеров и Нелидов покинули Киевский аэродром. Попутный ветер увеличивал скорость полета. Правда, сильная болтанка заставила приземлиться в Чернигове. Переждав немного, продолжили путь… В 21 час 30 минут Нестеров посадил аппарат на Гатчинском военном аэродроме, завершив еще один рекордный полет.

Внимательно слушая его, Крутень подумал: вот человек, который прокладывает новые пути, без таких людей немыслим прогресс!

Приезд Нестерова взбудоражил. Нет, не случайна эта новая встреча, словно посланная ему, Крутеню, самой судьбой, чтобы еще больше укрепить в своих стремлениях стать не просто летчиком, а тоже творцом нового. Он понимает, что все зависит от него самого, от его сил, упорства, настойчивости. Всего этого у него в избытке. Он верит в себя, в свои возможности и с нетерпением ждет заветного часа.

…Пришел день первого самостоятельного полета. Инструктор Кованько испытующе смотрит на Крутеня, удивляется спокойному, сосредоточенному лицу Евграфа Николаевича, не находя присущих новичкам примет волнения перед серьезным испытанием.

— Два круга над аэродромом — и на посадку, высота пятьсот метров, — дает указание Кованько. — И ничего сверх этого, никаких вольностей. Понятно?

— Понятно. — В голосе Крутеня, надевающего шлем и — пилотские очки, торжество.

— Ни пуха ни пера, — улыбается инструктор, жестом разрешая взлет.

— К черту, — произносит ученик, но его слова заглушает треск мотора.

"Фарман" бежит по полю аэродрома. Евграф Николаевич плавно тянет ручку управления на себя, и самолет отрывается от земли, уходит в высоту. В голове поручика четко запечатлены необходимые действия в воздухе, и теперь он методически выполняет их. Первый разворот. Снова полет по прямой. И тут ошеломляет мысль: ведь он впервые самостоятельно ведет "фарман", сидит на пилотском сиденье. Свершилось намеченное, долгожданное, свершилось! Но Евграф не дает прорваться чувству восторга. Сосредоточенность и еще раз сосредоточенность! Надо внимательно следить за работой мотора, пилотировать аппарат. Разворот, еще разворот с глубоким креном, как учили Руднев и Кованько. Спасибо им. Как будто все идет нормально, машина слушается его.

Второй круг над аэродромом. Уже увереннее. До чего же хороша жизнь!..

Крутень ведет самолет на посадку. Посадка, конечно, не ахти какая — аэроплан подпрыгивает, как резвый козел, но тут же волею летчика умеряет свой "пыл" и катится по аэродрому, гася скорость.

С каждым днем поручик Крутень летает все лучше. Но в душе опять появляется неудовлетворенность. Он не научился высшему пилотажу! Здесь этому не учат, потому что на таких старых аппаратах, как "Фарман IV", высший пилотаж невозможен.

Совсем недавно Евграф Николаевич познакомился с прибывшим в авиационную школу для переучивания вольноопределяющимся Алексеем Шиуковым. Молодой симпатичный брюнет, с какими-то зачарованными черными глазами, приятной улыбкой, грузинским акцентом и неукротимой жаждой полетов. Они быстро нашли общий язык. Выяснилось, что Алексей, еще будучи зеленым гимназистом, построил балансирный планер — видоизмененный тип планера Шанюта. Первая попытка летать на нем окончилась неудачей. Но это не смутило юношу, он отремонтировал свой летательный аппарат и совершил ряд полетов с горы в Тифлисе. В 1909 году Шиуков построил новый планер-биплан.

— Как же мне было не стать летчиком? — пошутил Алексей Владимирович, рассказав обо всем этом.

— Да, вы славно летаете, — искренно говорил Евграф Николаевич. — Но мне, по совести, мало отлично научиться летать по кругу. Что за летчик, если он не освоил фигур высшего пилотажа. Но разве на нашем "Фармане IV" можно сделать "мертвую петлю", глубокие крены, скольжение на бок и хвост. Этот чудо-аппарат просто рассыплется.

Смуглое лицо Шиукова вдруг озарилось заговорщицкой улыбкой.

— Есть, Евграф Николаевич, другой аэроплан на нашем аэродроме. Только надо…

— Что надо?

— Сейчас поясню. Вон в том ангаре стоит "Фарман XVI". Хозяин его, француз, отбыл к себе на родину. Так вот, на том аэроплане вполне можно крутить "мертвые петли" и всякие другие фигуры — выдержит.