Воздушный витязь

— Хорошо, — задумывается Александр, прикладывая ладонь ко лбу. — Изложите письменно свою просьбу моему начальнику штаба генералу Барсову. Я дам распоряжение. Хоть самолетов мало, но для вас не пожалеем.

— Благодарю, ваше высочество.

— Вопрос этот мы решили, — откидывается на спинку кресла великий князь. — Побывайте сегодня на базе, посмотрите самолеты. Выберете те, что вам по душе.

Александр встает с кресла, быстро поднимается со стула и Крутень.

— Я вас всегда имею в виду, штабс-капитаи, — как бы признается августейший. — Мне нужны такие деятельные, храбрые, верные престолу и отечеству офицеры. Намерен посылать вас на самые ответственные дела, возможно и за рубеж. Так что долго не придется задерживаться на одном месте.

— Но как же мой авиаотряд? — деликатно возражает Крутень. — Мне предстоит много работы, надо выковать хороших истребителей, испытать их в воздушных боях. Надо воевать.

— На вашу должность найдутся другие, мы это решим. — В голосе великого князя чувствуется недовольство. — Отправляйтесь.

Аудиенция окончена.

Крутень еще не знает, что возражать августейшему крайне опасно — доброжелательность может быстро перейти в неприязнь, вражду, и тогда несдобровать осмелившемуся усомниться в правильности распоряжения великого князя. Позднее один из высокопоставленных царских сатрапов охарактеризует Александра Михайловича как страстного интригана, человека с большим самомнением и амбицией, способного на скрытые подвохи в отношении подчиненных.

Вторую половину дня Крутень провел на 3-й авиабазе, придирчиво осматривая самолеты, которые ему предлагали. Прижимистый начальник авиабазы, несмотря на распоряжение великого князя, явно хотел всучить машины не лучшего качества. "А куда я дену этот аэроплан?" — то и дело произносил он, когда Крутень отвергал предложенный ему экземпляр.

В этот день Евграф Николаевич должен успеть в один из госпиталей, расположенных в центре города. Здесь работает сестрой милосердия его возлюбленная — Наташа. С ней он с давних пор в близких отношениях. Кто она для него? Жена? Нет. Во всяком случае, связь их не освящена церковью. Друг? Нет, больше чем друг. При воспоминании о ней учащеннее бьется сердце. От Наташи исходит то душевное тепло и участие, которых так не хватает ему в суровой ратной жизни.

…Наташа сбегает по ступенькам в сад и видит перед собой штабс-капитана Крутеня.

— Вы? — удивленно вскидывает она тонкие брови. — Вот нежданно-негаданно. Мне сказали: "Ждет какой-то офицер", — но никак не думала, что это вы, Евграф Николаевич.

Обычная женская игра, попытка завуалировать волнение.

— Значит, ждала другого? — с укоризной спрашивает Крутень. — Кого же? И опять перешла на "вы". Здравствуй, дорогая.

— Здравствуй, Графчик. Только не ревнуй, ради Бога. Не к кому.

— Скажи прямо: мы по-прежнему близкие друзья или все, что было раньше, забыто?

— Старый друг лучше новых двух, — отвечает она пословицей и смеется. — Сядем на скамеечку, а то торчим посредине двора.

Евграф Николаевич смотрит на Наташу с обожанием. Как ей идет наряд сестры милосердия! Большие косы едва умещаются под белоснежной косынкой с красным крестиком. На смуглом лице южанки светится румянец, карие глаза тревожно блестят. Белый передник мягко охватывает легкую фигурку. Бегающие по пояску тонкие пальцы, испачканные йодом, выдают волнение. Причиной такого состояния может быть не только его нежданный приезд. Произошли какие-то изменения? Но какие? Не измена ли? Ведь он так далеко от нее, будущее неопределенно. А женщины любят ясность в отношениях.

Он берег ее руку и целует. Наташа осторожно, как бы в ответ, проводит пальцами по его лицу.

— Неудобно здесь, могут увидеть, — говорит она оглядываясь. — Надолго ли в Киев?

— К сожалению, ненадолго, — летчик опускает голову и тяжело вздыхает. — Командировка. Может быть, завтра придется возвращаться.

— Ну вот, опять… Какой ты ненадежный кавалер. В прошлом году я ждала тебя, надеялась. Ты не приехал. Сколько можно ждать?

— Но пойми, я не властен над собой, — горячо возражает Евграф Николаевич. — Сейчас война. Кончится — поженимся. Я тебя очень люблю, для меня ты одна-единственная на свете.

— Война, это верно. Но уходят молодые годы, уходят. А что будет дальше? Все как в тумане.

— Послушай, Ната. Не смогла бы ты отпроситься с работы на сегодняшний вечер. Нам надо о многом поговорить.

— Нет, это невозможно, — отрицательно качает головой Наташа. — Раненые не отпускают. Столько покалеченных, некоторые умирают у меня на руках. Сердце разрывается на части.

Слезы набегают на ее глаза, она осушает их платочком.

По дорожке мимо скамейки идет, прихрамывая, человек в госпитальном халате. Он опирается на палку и пытливо смотрит на молодых людей. На бледном лице холеные, закрученные кверху усы. По виду — офицер в больших чинах.

— Встретили друга, Наточка? — с грассированием спрашивает он и бесцеремонно кивает в сторону Крутеня.

— Да, встретила старого друга.

Наташа смущена, краснеет, опускает глаза.

Постояв с минуту у скамейки, раненый офицер направляется дальше, однако два раза оглядывается.