Воздыхание окованных. Русская сага

Обидно, но Кате мамонтов зуб все-таки в руки нейдет. «Как же это бабушка Анна Николаевна могла запамятовать, где Володенька-то его нашел»? Но Катя не унывает, — она никогда не унывает! — потому, что ей все интересно: кто бы мог подумать, — Владимирское Ополье, Орехово с одним только этим крохотным ручьем в овраге пересохшей Вежболовки, и вдруг — море, оставившее такие неотразимые следы своего здесь пребывания. И так, видно, с детства эта мысль о море, о затопленной когда-то, тысячелетия назад, ореховской земле ее поразила, что спустя полвека, уже в моем детстве, в том же самом овраге, в той же неземной лазури незабудок, захваченная бабушкиными рассказами про былое Ореховское море, я испытывала потрясение всего своего сознания и зрения. Я была тогда маленькая и мозг мой не мог мыслить тысячелетиями, но я эти недомыслимые глыбы несомненно каким-то образом представляла, ощущала, причем в каком-то единстве, целостности и грандиозности единовременно свершающихся метаисторических действий…

То ли Орехово выходило из моря, то ли море покрывало Орехово с его гречишными полями (почему не могу я теперь вспомнить лик этих полей, каким он действительно тогда был, вспомнить так, как бы я этого хотела, хотя вот и забыть не забуду никогда — этого розового перламутра, жемчугов и купающихся в этих жемчугах и излучениях душистой амбры пчел) и лугами, где я знала каждый махонький и самый простой цветок, который жил в моем сердце в своей мизерной неповторимости, почти как личность, — он был моим товарищем, какой-нибудь тончайший, надломленный, жалкий колокольчик, с которым мы не так уж и разнились по ростам; и васильки, и забредшие в поля одичавшие львиные зевы из давнишних ореховских цветников, и проселочная, мягкая и теплая для босых ног моих ореховская и одновременно для меня всегда и вселенская пыль; и неожиданно выплывающими среди полей и холмов из лощин небольшие соборы дубов, желуди которых я тут же бросалась, не знаю зачем, набирать в свой подол — они всегда вызывали у меня в детстве такой же священный восторг, как камни у бабушки…

Все это с самого начала жизни свидетельствовало мне о том, что Орехово — земля не простая, таинственная, не такая, как многие другие, даже пусть очень красивые и живописные земли и страны.

Во-первых, море, и наши с бабушкой сокровища — найденные в оврагах древние морские окаменелости. А во-вторых, исторические тайны, которые в моем детском сознании всегда сливались и с тайнами природными. Вода… Вот это ощущение скрытого моря в месте, где даже искупаться было негде (затянутые ряской рукотворные пруды в парке были не в счет), оно всегда как-то подспудно присутствовало, пыталось изобразиться мысленно на внутреннем экране сознания. А потом, уже позднее, попалось мне в печати и сообщение о том, что около речек наших — Ворши, Вежболовки, Ундолки и других малых ручейков, очень много родников. Оказывается, действительно, в наших местах находилось и никуда не уходило большое подземное озеро чистой воды, которое так часто пробивалось на поверхность родниками. И все эти места уже в наши поздние времена славились как экологически чистая водоохранная зона. Воды Ворши в среднем и нижнем течении использовались и ныне, наверное, еще используются, рыбными хозяйствами…

Сейчас, когда я это пишу, не один окиян-море вод утек, просыпалось время песком сквозь пальцы, истлели все косточки, зарос буйными травами и случайно подсаженными цветочками родной погост некоторыми — далеко не всеми! — оставшимися памятниками упокоившихся здесь Жуковских. Мир нашей семьи, а тем более мир живших до нас когда-то помещиков Ляпуновых, а еще раньше Всеволожей, — этот мир в Орехове нынче умер. Его там нет — он, как Китеж-град, ушел от нахлынувшей другой жизни под воды своего таинственного Светлояра — великого праморя…

Люди заблуждаются, разучившись чувствовать и даже задумываться о сакральном значении главного места их земного бытия. Человек ли красит место, место ли человека — но они должны найти друг друга и соединиться, как муж и жена — как одна плоть и одна душа. И в этом Божественная тайна Родины, Отечества, своего места на земле, без которого человеку свое от Бога данное земное предназначение в должную меру не исполнить.

На фотографиях:На крыльце Ореховского дома с прабабушкой «тётей Маней» — Марией Александровной Микулиной (о ней рассказывалось в 1 части), с Алексеем Георгиевичем Микулиным, двоюродным дядей автора. И, наконец, автор, а рядом с ним — велосипед.

Ниже — Ореховский парк, который никого кроме нас тогда (1950 год) не видел, но знавал-то он много лучшие времена…