Возгорится пламя

Вслед за женщиной белокурый мужчина с аккуратно подстриженным клинышком бороды, опираясь одной рукой на ее плечо, другой придерживаясь за край телеги, спустил на землю тонкие, как деревянные ходули, непослушные ноги. На нем поверх вышитой украинской рубашки потертая тужурка инженера-технолога. На околыше блеклой фуражки — крест-накрест медные молоточки, а на тулье — темный след от кокарды, снятой, как видно, за ненадобностью. Кусты тальника, что растут на берегу Шушенки, отбрасывают на изможденное лицо приезжего длинные закатные тени, и кожа — серая, как береговая глина. Исхудал человек! Может, вчера из тюрьмы? Тут и самого близкого не сразу узнаешь.

И только после того, как сквозь негустые усы приезжего прорвалась жаркая улыбка, а на щеках женщины от не менее жаркой улыбки обозначились ямочки, Надежда помахала рукой.

— Как хорошо, что вы приехали! — Она покраснела оттого, что не узнала гостей с первого взгляда, и крикнула в дальнюю комнату: — Володя-а! Беги встречать! Скорей, скорей!

И Ульяновы вперегонки побежали к воротам.

— Анатолий! — Владимир обнял друга. — Здравствуй, дорогой! Такая неожиданная радость!

Надежда поцеловала Доминику. Та, всхлипнув, тихо уткнулась лицом в ее плечо.

— Ника, что ты? — забеспокоился Ванеев. — Ты даже забыла поздороваться.

— Я ничего. Это з радости. — Доминика, сдерживая слезы, подняла голову и протянула руку Владимиру Ильичу. — Добрый вечир! Вы, як на тий питерськой карточке… Та ще краще!

— Это правда, Володя. Поправился ты в «сибирской Италии». И нам вот разрешили, наконец. В Ермаки едем.

— Говорят, хорошее село. Есть врач… Да вы входите.

Доминика хотела подхватить мужа под руку, но он протестующе встряхнулся:

— Нет, я самостоятельно… Я могу…

Идя рядом с гостьей, Надежда отметила: вместо былого румянца на щеках — пятна, похожие на лопушистые веснушки. И эта не случайная полнота, едва скрываемая оборкой просторной кофточки… Не мудрено, что не узнала.

Вспомнила: в Питере, едва вырвавшись из одиночки и спеша в пересыльную тюрьму на свидание с Ванеевым, Доминика, захлебываясь от волнения, говорила: «Все время вижу его очи. Сини, як степови колокольчины. Счастья жду». Сейчас идет к ней близкое счастье матери. Но… дождется ли Анатолий счастья отца?

Недавно проездом останавливались в Шушенском Лепешинские с трехмесячной дочкой, гостили два дня, и квартира была полна веселого шума, ласковых колыбельных песенок. Нежные родители тормошили девчурку, радовались ее улыбке, поочередно пританцовывали с нею на руках. Полное счастье! Такое даже ссылка не может омрачить.

А у Ванеевых… Больше горя, чем радости.

И у Надежды подступил к горлу горячий ком. Гостью нужно успокоить. А вместо этого она сама, глядя на исхудавшего Анатолия и на незнакомо тихую, придавленную горем беременную Доминику, может расплакаться. Трудно им. Север окончательно подорвал силы больного.

У крыльца гостей встретила Елизавета Васильевна, пригласила в дом. Женщины вошли. Ванеев, кашляя, приостановился у первой ступеньки, перевел дыхание.

— Может, посидим на воздухе? — Владимир указал глазами на беседку в углу двора, где по тальниковым дугам уже вился хмель. — Вечер теплый, тихий.

— Ты прав, — согласился Ванеев. — Свежий воздух — это прекрасно. Я стараюсь пользоваться им, елико возможно. Доктора говорят: единственное спасение.

— А мы, — вернулась к ним Елизавета Васильевна, — если не возражаете, ужин устроим тут. Лампу засветим.

— Хорошо, — сказал Владимир после того, как Анатолий в знак согласия кивнул головой. — Будто на родной Волге.

— Как в нашем Нижнем.

Они вошли в беседку, опустились на скамейки, и Анатолий рассказал: минувшей зимой на них наваливалась напасть за напастью. Началось с того, что они приютили на ночь беглого ссыльного. Полиция узнала, — ему, Ванееву, прибавили два года. Хотели отправить дальше на север, а его как раз в это время тиф подкосил.

«Ссылка для него, — думал Владимир, — горше всех. И еще эта дьявольская добавка! Ну как и чем ему помочь?»

Дженни обнюхала гостя и, глянув на хозяина, — разрешит ли? — положила голову ему на колени. Анатолий погладил ее мягкие уши.

— Чует охотника, — улыбнулся Владимир.

— Какой из меня теперь охотник! И ружье продал.

— Н-да… Так, говоришь, в Ермаковское? Туда недавно перевелись Лепешинские. Там Сильвин. И к нему скоро приедет невеста. Смотри, сколько у вас с Доминикой Васильевной будет друзей! Тебе, Анатолий, определенно повезло.

— Хоть в этом…

— В Ермаках ты поправишься.

— Мне нужно поправиться. Ты, Володя, наверное, приметил, что Доминика?.. Словом, мы ждем…

Закашлявшись, Ванеев на минуту отвернулся.

— Я… мы оба, — поправился Владимир, — будем счастливы поздравить.

— Доминика почему-то уверена… родится сын, — продолжал Анатолий, прокашлявшись. — А мне бы хоть поглядеть…

— Анатолий!.. Ты же никогда не падал духом!

В беседку вошла Елизавета Васильевна, сказала, что самовар вскипел. Владимир Ильич принес его, поставил на стол и тут вспомнил о договоренности с ямщиком. Пока люди не легли спать, необходимо сходить и отказаться от лошадей.