Читаем Вожаки комсомола полностью

— Для вас это экзотика, а к ней надо привыкать постепенно… У меня есть еще одно сообщение: вам просили передать, что встреча с Юнь Дай-ином состоится несколько позже. О дне и часе вас заблаговременно известят… Закажите чай, сэр, и запейте им трепанги… Итак, я расплачиваюсь и ухожу.

Что ж, через пять минут расплатился и он и, выйдя из ресторана, увидел рикшу. Подозвал его взмахом руки. Высокий китаец в шортах, с дочерна загорелыми мускулистыми икрами сразу же рванул с места, как спринтер после выстрела стартера. Быстро свернув с Бабблинг-Велл-род на узкую ответвляющуюся улочку, рикша все дальше убегал от центральной части города.

Мысленно представив перед собой план Шанхая, седок приходит к заключению, что скорее всего его везут в Ча-пей. Но только по истечении часа догадка его подтверждается. Городу словно бы надоело рядиться в чужеземные одежды. Он склонился к самой земле, нарушил геометрию своих «род» и «авеню», перестал сверкать зеркальными витринами и предстал в своем первородстве — россыпь фанз, словно брошенные игроком потемневшие кости, узкие, кривые улочки, теснота, многолюдье и непроходящий сладковатый запах бобового масла.

Да, это Чапей. Но и тут рикша не замедлил бег. Нырнул в одно ущелье, в другое и вот выскочил на совсем уже крохотную улицу и, поравнявшись с последней ее фанзой, вбежал в воротца, которые тотчас же закрылись.

— Даола! — И повторил: — Все. Приехали.

Повел в глубь двора к какому-то приземистому строению, похожему на сарай. Часто-часто застучал костяшками пальцев в дверь сарая, а когда она чуть приоткрылась, шепнул что-то по-китайски и отступил в сторону.

В помещении было нестерпимо душно — крыша накалилась и давила жаром. Но это не сарай, а скорее мастерская медника. Что-то вроде станка с тисками возле маленького окошка, тазы, подносы…

На окаменевшем земляном полу кто на чем устроились девять молодых людей, большинство в традиционных голубых куртках из грубой бумажной ткани. Пьют чай из фаянсовых кружек.

Когда он вошел, все вскочили со своих мест, обступили, крепко пожимали руку. Потом подхватили под локти, словно богдыхана, и повели к столику, усадили в самом центре на низенький, плетенный из соломы стул.

Он снял шляпу, положил возле себя на пол, вытер платком потное лицо, окинул взглядом собравшихся. Девять человек. Девять членов Центрального Комитета. Все, кто остался. Остальные или убиты, или брошены чанкайшистами в страшную нанкинскую тюрьму. Хотелось сказать этим парням, что они замечательные, бесстрашные ребята, что он любит их, как братьев, и готов каждого прижать к груди. Но он понимал, что не время давать волю чувствам. Предстоял разговор долгий и трудный, и вовсе не исключено, что кто-то из этой девятки уйдет отсюда уже не другом, не единомышленником, а непримиримым противником. Такова логика идеологической борьбы, и к черту всякие сантименты!

Секретарь ЦК прервал ход его мыслей.

— Больше ждать некого. Начнем?

— Тебе виднее. Я готов.

— Подожди. У тебя есть оружие?

— Только зонтик.

— Возьмешь этот браунинг.

— Зачем?

— Ну на всякий случай.

— Ладно, договорились. А как будет с переводом?

— Переводить будем я и вот он. Товарищ Чжао. Узнаешь?

То был знаток китайской кухни, но уже успевший сменить модный европейский костюм на голубую куртку. И без очков. Сел рядом и тихо спросил:

— Одолел ли твой желудок трепангов?

Секретарь ЦК открыл заседание пленума. В короткой вступительной речи он охарактеризовал сложившуюся обстановку в стране, проанализировал причины временной победы реакционных сил гоминдана, напомнил об оппортунистических, оказавшихся гибельными ошибках прошлого руководства компартии и предоставил слово Раф Фитунчжи, то есть товарищу Раффи.

Рафаэль говорил по-английски. Начал с того, что в трагические дни поражения китайской революции комсомол блистательно выдержал экзамен на политическую зрелость, проявил беспримерный героизм и выдержку. Не изменил славному знамени Коммунистического Интернационала. Понес огромные жертвы. Но борьба против правого руководства партии, за неукоснительное выполнение директив Коминтерна вскружила некоторые чересчур уж горячие головушки. Кое-кому из комсомольских активистов показалось, что партия не выполнила своей исторической роли и что, следовательно, комсомол должен подменить ее. Эти авангардистские настроения не менее опасны, чем оппортунизм и ликвидаторство. Известно, что некоторые товарищи авангардисты пытаются по-своему толковать известную статью В. И. Ленина «Интернационал Молодежи». Но ведь товарищ Ленин, резко критикуя некоторых представителей «поколения пожилых и старых» за их неумение «подойти, как следует, к молодежи» и высказываясь, «за организационную самостоятельность союза молодежи», имел в виду «организации молодежи, которые открыто заявляют, что они еще учатся, что их основное дело — готовить работников социалистических партий»[16].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное