— Для вас это экзотика, а к ней надо привыкать постепенно… У меня есть еще одно сообщение: вам просили передать, что встреча с Юнь Дай-ином состоится несколько позже. О дне и часе вас заблаговременно известят… Закажите чай, сэр, и запейте им трепанги… Итак, я расплачиваюсь и ухожу.
Что ж, через пять минут расплатился и он и, выйдя из ресторана, увидел рикшу. Подозвал его взмахом руки. Высокий китаец в шортах, с дочерна загорелыми мускулистыми икрами сразу же рванул с места, как спринтер после выстрела стартера. Быстро свернув с Бабблинг-Велл-род на узкую ответвляющуюся улочку, рикша все дальше убегал от центральной части города.
Мысленно представив перед собой план Шанхая, седок приходит к заключению, что скорее всего его везут в Ча-пей. Но только по истечении часа догадка его подтверждается. Городу словно бы надоело рядиться в чужеземные одежды. Он склонился к самой земле, нарушил геометрию своих «род» и «авеню», перестал сверкать зеркальными витринами и предстал в своем первородстве — россыпь фанз, словно брошенные игроком потемневшие кости, узкие, кривые улочки, теснота, многолюдье и непроходящий сладковатый запах бобового масла.
Да, это Чапей. Но и тут рикша не замедлил бег. Нырнул в одно ущелье, в другое и вот выскочил на совсем уже крохотную улицу и, поравнявшись с последней ее фанзой, вбежал в воротца, которые тотчас же закрылись.
— Даола! — И повторил: — Все. Приехали.
Повел в глубь двора к какому-то приземистому строению, похожему на сарай. Часто-часто застучал костяшками пальцев в дверь сарая, а когда она чуть приоткрылась, шепнул что-то по-китайски и отступил в сторону.
В помещении было нестерпимо душно — крыша накалилась и давила жаром. Но это не сарай, а скорее мастерская медника. Что-то вроде станка с тисками возле маленького окошка, тазы, подносы…
На окаменевшем земляном полу кто на чем устроились девять молодых людей, большинство в традиционных голубых куртках из грубой бумажной ткани. Пьют чай из фаянсовых кружек.
Когда он вошел, все вскочили со своих мест, обступили, крепко пожимали руку. Потом подхватили под локти, словно богдыхана, и повели к столику, усадили в самом центре на низенький, плетенный из соломы стул.
Он снял шляпу, положил возле себя на пол, вытер платком потное лицо, окинул взглядом собравшихся. Девять человек. Девять членов Центрального Комитета. Все, кто остался. Остальные или убиты, или брошены чанкайшистами в страшную нанкинскую тюрьму. Хотелось сказать этим парням, что они замечательные, бесстрашные ребята, что он любит их, как братьев, и готов каждого прижать к груди. Но он понимал, что не время давать волю чувствам. Предстоял разговор долгий и трудный, и вовсе не исключено, что кто-то из этой девятки уйдет отсюда уже не другом, не единомышленником, а непримиримым противником. Такова логика идеологической борьбы, и к черту всякие сантименты!
Секретарь ЦК прервал ход его мыслей.
— Больше ждать некого. Начнем?
— Тебе виднее. Я готов.
— Подожди. У тебя есть оружие?
— Только зонтик.
— Возьмешь этот браунинг.
— Зачем?
— Ну на всякий случай.
— Ладно, договорились. А как будет с переводом?
— Переводить будем я и вот он. Товарищ Чжао. Узнаешь?
То был знаток китайской кухни, но уже успевший сменить модный европейский костюм на голубую куртку. И без очков. Сел рядом и тихо спросил:
— Одолел ли твой желудок трепангов?
Секретарь ЦК открыл заседание пленума. В короткой вступительной речи он охарактеризовал сложившуюся обстановку в стране, проанализировал причины временной победы реакционных сил гоминдана, напомнил об оппортунистических, оказавшихся гибельными ошибках прошлого руководства компартии и предоставил слово Раф Фитунчжи, то есть товарищу Раффи.
Рафаэль говорил по-английски. Начал с того, что в трагические дни поражения китайской революции комсомол блистательно выдержал экзамен на политическую зрелость, проявил беспримерный героизм и выдержку. Не изменил славному знамени Коммунистического Интернационала. Понес огромные жертвы. Но борьба против правого руководства партии, за неукоснительное выполнение директив Коминтерна вскружила некоторые чересчур уж горячие головушки. Кое-кому из комсомольских активистов показалось, что партия не выполнила своей исторической роли и что, следовательно, комсомол должен подменить ее. Эти авангардистские настроения не менее опасны, чем оппортунизм и ликвидаторство. Известно, что некоторые товарищи авангардисты пытаются по-своему толковать известную статью В. И. Ленина «Интернационал Молодежи». Но ведь товарищ Ленин, резко критикуя некоторых представителей «поколения пожилых и старых» за их неумение «подойти, как следует, к молодежи» и высказываясь,