Вожаки (рассказы) (-)

- Замолчи, черномазый. - Лейтенант даже не смотрит в сторону Хамайкино. Он зажигает спичку и подносит ее к сигарете, которую женщина вставила в рот Нуме. Нума делает несколько глубоких затяжек, держа сигарету в зубах и выпуская дым через нос. - Я пришел за ним. И ни за кем больше.

- Ладно, - говорит Хамайкино. - Тем хуже для вас, если вы службы не знаете. Я свое дело сделал. Теперь я свободен.

- Да. Ты свободен, - подтверждает лейтенант.

- Лошади, мой лейтенант, - говорит Литума. Он держит поводья пяти лошадей.

- Посадите его на вашу лошадь, Литума, - говорит лейтенант. - Он с вами поедет.

Сержант и еще один солдат, развязав Нуме ноги, сажают его верхом. Литума садится позади него. Лейтенант берет поводья своей лошади.

- Послушайте, лейтенант, а я с кем поеду?

- Ты? - переспрашивает лейтенант, уже поставив ногу в стремя. - Ты?

- Да, я! Кто же еще?

- Ты свободен, - говорит лейтенант. - Тебе не обязательно ехать с нами. Можешь идти куда хочешь.

Литума и остальные полицейские, которые уже сидят верхом, смеются.

- Что за шутки? - кричит Хамайкино дрожащим голосом. - Вы ведь не оставите меня здесь, верно, мой лейтенант? Вы же слышите этот шум в лесу! Я себя хорошо вел. Я все сделал. Вы не можете так со мной поступить.

- Если поедем быстро, сержант Литума, - говорит лейтенант, - то к утру доберемся до Пьюры. По пескам лучше ехать ночью. Лошади меньше устают.

- Лейтенант! - кричит Хамайкино; он вцепился в поводья лошади офицера и трясет их, как безумный. - Не оставляйте меня здесь! Не будьте таким жестоким!

Лейтенант вынимает ногу из стремени и далеко отпихивает Хамайкино.

- Время от времени придется скакать галопом, - говорит он. - Как думаете, будет дождь, сержант Литума?

- Вряд ли, мой лейтенант. Небо чистое.

- Вы не уедете без меня! - истошно орет Хамайкино.

Сеньора Мерседитас хохочет, взявшись за живот.

- Поехали, - говорит лейтенант.

- Лейтенант! - надрывается Хамайкино. - Лейтенант, умоляю!

Лошади медленно уходят. Хамайкино, окаменев, смотрит вслед. Фонарь освещает его перекошенное лицо. Сеньора Мерседитас оглушительно хохочет. Вдруг она замолкает, складывает руки рупором и кричит:

- Нума! Я буду приносить тебе фрукты по воскресеньям.

И опять хохочет. В ближнем лесу снова дрожат задетые кем-то ветки и шелестят сухие листья.

ДЕДУШКА

Стоило хрустнуть ветке, или квакнуть лягушке, или задрожать стеклам в кухне, утопавшей в зелени, - и старичок проворно вскакивал с плоского камня, который служил ему наблюдательным пунктом, и тревожно вглядывался в листву. Ребенок все не появлялся. Зато сквозь окна гостиной, выходившей на перголу*, был виден свет только что зажженной люстры, и неясные тени качались из стороны в сторону вместе с занавесками - медленно-медленно. Старик с детства страдал близорукостью, так что пытаться разобрать, ужинают ли в гостиной или это высокие деревья отбрасывают беспокойные тени, - было совершенно бесполезно.

* Пергола - беседка, увитая виноградом.

Он вернулся на свое место и стал ждать. Прошлой ночью шел дождь, и цветы до сих пор источали приятный влажный запах. Но зато свирепствовала мошкара, и, сколько бы дон Эулохио ни махал руками у лица, от насекомых не было спасения: во вздрагивающий подбородок, в лоб, даже в опущенные веки ежесекундно впивались невидимые жала. Лихорадочное возбуждение, которое так поддерживало его днем, теперь прошло, навалилась усталость и какая-то необъяснимая грусть. Ему было не по себе от огромного темного сада, и заранее терзала навязчивая, унизительная картина: кухарка или слуга словом, кто-нибудь застает его здесь: "Что это вы делаете в саду в такой час, дон Эулохио?" И тут же появляются сын с невесткой, чтобы окончательно убедиться в том, что он сумасшедший. Его передернуло. Повернув голову, он скорее угадал, чем разглядел, среди клумб с хризантемами и кустов тубероз едва заметную тропинку, огибающую голубятню и ведущую к потайной калитке. Старик несколько успокоился, вспомнив, что трижды проверил: защелка на калитке не заедает, и в любую секунду он сможет ускользнуть на улицу незамеченным.

"А вдруг он уже прошел?" - подумал старик и снова забеспокоился. Потому что было мгновение, когда он перестал ощущать время и впал в забытье. Это случилось через несколько минут после того, как он тайком пробрался в сад через давно забытую всеми калитку. Очнулся он, уронив маленькую вещицу, которую все время машинально вертел в руке. Она упала и ударила его по бедру. Нет, мальчик не мог проскочить незамеченным: его шаги разбудили бы старика, да и малыш, увидев своего дедушку сидящим у тропинки, спящим, обязательно вскрикнул бы от неожиданности.