Вождь и призрак

Уже стемнело, когда вдали, замаячили огни паровоза, подъезжавшего к Марибору. Гартман сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом, оставил Майзеля в купе, вышел в коридор и, открыв окно, выглянул на улицу.

Трубка — «фирменный знак» Гартмана — лежала у него в кармане. На голове красовалась старая кепка, точь-в-точь как те, что носят в Югославии пожилые рабочие. Даже друзья узнали бы майора Густава Гартмана, только если бы столкнулись с ним нос к носу.

Гартман прекрасно видел в темноте, а она стремительно сгущалась, когда поезд подползал к станции. На платформе стояло много людей. Гартман слово в слово припомнил описание парочки, которое ему удалось выудить у раненого капитана Бруннера. Описание мужчины и девушки, которые протянули ему «неправильно оформленные бумаги» буквально за миг до того, как «мир взорвался».

В дальнем конце платформы, примерно там, где остановился, пыхтя, паровоз, устало дожидались поезда Пако и Линдсей. Они рискнули ненадолго покинуть станцию и зашли в маленькое кафе на задворках Марибора, чтобы перекусить. Владелец потребовал с них баснословную плату, заявив, что вынужден покупать мясо на «черном рынке».

— Всю дорогу до Загреба я буду спать, — заявила Пако. — Твое плечо послужит мне подушкой, хорошо?

— Мы будем спать по очереди, — возразил Линдсей. — Один из нас должен на всякий случай бодрствовать.

— Знаю-знаю! На поезде едет целая танковая дивизия, и у них нет другого дела, кроме как охотиться за нами. — Пако запнулась, устыдившись несдержанности, которая вообще-то была ей несвойственна. — Извини, я устала, как собака. Слишком много ответственности. Ты, конечно, прав. Мы составим расписание… О Господи, Линдсей, ты действительно прав!

Паровоз плавно проехал мимо них, и они увидели немецких солдат. Потом заметили пулеметчика, сидевшего на крыше топки. Они только не увидели человека, высунувшегося из окна последнего вагона… человека в старой кепке, который внимательно вглядывался в их лица.

Полковник Браун допоздна засиделся в своем кабинете на Райдер-стрит. Неожиданно туда вернулся Уэлби: якобы он забыл на работе какие-то бумаги. У Брауна в последнее время вошло в привычку разбирать свои бумаги после ухода остальных.

С начала войны он тратил все больше времени днем на всякие бесполезные совещания и заседания. Браун проклинал американцев. Похоже, они только языком трепать горазды. Полковник отложил ручку и вытянул затекшие ноги.

— Присаживайтесь, Уэлби. Хотите выпить?

— Да я только что пропустил кружку пива на Тоттенхэм-Корт-Роуд. Я там поболтал со старшим лейтенантом авиации Линдсеем. Он случайно не родственник подполковника авиации, который отправился в Берхтесгаден?

— Сомневаюсь. Наш Линдсей — единственный сын.

— От него никаких известий?

Измотанный Браун замялся, и от Уэлби не укрылась короткая пауза, наступившая в разговоре.

— Ни гу-гу, — коротко ответил полковник. — Но он даст о себе знать, когда придет время…

— Как, должно быть, изматывает ожидание, — еще раз попробовал прощупать Брауна Уэлби.

— Нет, не больше, чем всякие другие проблемы.

Уэлби оказался в безвыходном положении. Он знал, что структура командования на Средиземноморском театре военных действий недавно изменилась. Теперь штаб союзников в Алжире под командованием Эйзенхауэра и Александера контролировал все военные операции в Северной Африке, включая действия Восьмой армии, которая завершала Тунисскую кампанию.

Однако подрывной деятельностью на Балканах, включая Грецию и Югославию, руководило Средиземноморское командование со штаб-квартирой в Каире. Уэлби не представлял себе, как упомянуть в разговоре с Брауном о Каире, ведь полковник не знал, что Уэлби известно о местонахождении Линдсея. Ладно, придется подождать… обычно все само собой рано или поздно плывет к нему в руки.

— Вы о чем-то задумались? — спросил Браун.

— Да, о том, что пора спать. Спокойной ночи, сэр!

Борману сообщили в Волчье Логово о том, что Линдсей, очевидно, бежал в Югославию. Информация поступила к нему из двух источников. Когда Гартман бросил Вилли Майзеля на аэродроме в Граце, гестаповец немедленно позвонил Груберу в Вену.

— Этот хитрый мерзавец Гартман ускользнул от меня! Он полетел на «Физлере-Шторхе», который заранее был для него приготовлен в Шпилфелд-Штрассе. Гартман хочет провести самостоятельное расследование произошедшего инцидента. Он думает, что Линдсей сегодня пересек границу…

— Какой-такой инцидент? — резко оборвал его Грубер. — Чем он доказывал свои безумные предположения?

Грубер знал Мартина Бормана, знал, как осторожно действует рейхслейтер. Борману потребуются УБЕДИТЕЛЬНЫЕ доказательства, а сообщение Майзеля может на поверку оказаться всего лишь слухами. Бог свидетель, уже поступило столько донесений о том, что там-то и там-то видели англичанина.

А Борман всегда требовал доказательств, потому что подстраивался под фюрера. Он неоднократно слышал, как Гитлер обрушивался на генералов, которые являлись к нему с плохими вестями, а потом, когда генералов начинали расспрашивать, они шли на попятную.