Лижет подлая. Язык, как терка. Морда в крови. Слизывает, пока не засохла.
— Славная была охота, старший брат. Нам есть, что поведать братьям.
Охота ли? Бойня! Волк в овчарне.
Кому это он?
Леха, Пивень, Толян…
И снова боль раздирает тело. Пора бы уж привыкнуть! Не промахнулись, сволочи.
А могли бы, хотя бы из уважения к возрасту. Куда не кинь, а пятый десяток разменял. А это уж, дорогие мои, не шутка в теле. Не поворотлив стал. Может пора подковы снимать? А там валенки и на печь?
Славная была охота.
До ночи черепки в угол будут заметать.
— Стас, очнись! Какие черепки?
Леха? Откуда он здесь?
Ворочают волчье тело. Подцепят крючьями и на помойку. Лязгнул зубами. Мимо. Промазал.
Свет! Ослепляющий яркий свет….И сразу ночь.
Ушла, без него ушла стая. Бросили волчата. А почему бросили? Сам приказал.
Тащат, волокут. Толяну на волчовку. Ну нет! Толян правильный пацан и не позволит себе нарядится в прикид из шкуры собственного командира.
— Командир!
Дернулась верхняя губа, обнажая клыки.
Но вместо грозного рыка, от которого замирает сердце, а душа проваливается в пятки, вырвался только слабый стон.
— Больно же черти. Я сам.
Открыл глаза.
И правда Леха. Своей мокрой бонданой ему лицо вытирает.
— Стоит только одного на минутку оставить, так сразу, как свинья перемажешься.
Точно Леха. Только он один так душевно умеет утешить друга в трудную минуту.
Пивень своими заскорузлыми пальцами ковыряется в его боку, как в своих зубах после обеда. Еще и ножик норовит поглубже затолкать туда. И что он там надеется отыскать?
А хорошо врезали. От всей не человеческой души. Ладонь в дыре проваливается.
Прохрипел, чуть не теряя сознание.
— Уходить надо, ребятки. Я там немного набезобразничал. Хозяевам может не понравится. Как бы объяснений не потребовали.
— Куда ты пойдешь? — Возмутился Леха. — Дыра в боку. Пивень в ней чуть с головой не утонул. Из плеча мосол торчит.
— Дыру портянкой заткну. И доковыляю.
— Конкретно набезобразничал? — Полюбопытствовал Войтик. — От всей души размахнулся?
— Да так, с легонца. Времени маловато было. Но помнить будут. Сейчас знаем в какую сторону ворота открываются.
— Про черепки то не для красного словца молвил? И самому черепком досталось. Отскочить не мог? — Влез с расспросами Пивень.
— Командир, ты думаешь они с предъявой придут? — Разгорелся Толян. — Душу отвести, а то вечно все на себя тянешь.
Каждое слово, как кузнечным молотом в мозг колотит.
А ребята зубы заговаривают.
— Уходим, ребятки. А то разнежусь, вовсе не встать будет. Погостили, пора и честь знать. Толян, приходилось в пионерлагере бывать?
Толян растерялся. Крепко видимо двинули командира, если крыша на место до сих пор не встала, читалось в его глазах.
— Было дело…
— Костры жег? Так, чтобы с одной спички?
— Конкретно! А если потом туда шиферу набросать, вообще отпад.
Стас кряхтя и морщась поднялся на ноги.
— Тебе и карты в руки. В смысле зажигалка. Жги все к едреней фене. Пусть горит. Не свое, не жалко. Мы потом здесь добрый лес насадим. Вот только с шифером не получится. Извини, брат, нету. Веселин, мальчик мой, там где то мои мечи лежат…
— Все здесь, командир. — Ответил за Веселина Леха. — А с лесом надо ли так?
— Надо Леха. Еще как надо. Пусто в нем. Никого. Даже зверье не водится. Да и нынешним хозяевам с огоньком повеселее будет. А то заскучали. Грязь и сырость развели. Пусть пообсохнут.
Зло поджал губы. Сверкнул глазами.
— Ненадолго уходим. Я их научу по стойке «Смирно» стоять и не качаться.
Толян щелкнул зажигалкой.
— Так не горит.
А ты приятеля попроси. Вдвоем, глядишь, и получится. Темный, не хочешь к ним присоединиться.
Лес словно понял его слова. Затих. Подобрал, поджал под себя длинные скользкие ветки. Сучья больше не хватали за ноги и ловко уползали с дороги.
— Давно бы так!
Войтик осмелел до того, что от всей души врезал по гладкому корявому стволу.
Дерево глухо застонало и метнулось вершиной к нему. Дохнуло стужей.… Сверкнул меч, и к ногам посыпались отрубленные сучья.
— Сказано, не балуй.
Подошел Груздень.
— Не выходит подпалить, командир. Все водой пропитано, хоть ведром черпай. Если позволишь, я привезу сюда несколько возов соломы и хворосту и уж тогда…
Ин быть по сему. А то всего и сразу, так и понос прошибет.
Раны терзали. Идти было мучительно трудно. Полузакрыв глаза, терпел и шагал почти на ощупь, боясь потерять сознание.
Пивень несколько раз толкал к его губам свою заветную баклагу.
— Испей, Слав. Помогает. На заветных травах настоено, заветными словами наговорено.
Делал несколько глотков и, правда, на какое время боль отступало и идти становилось легче.
— Может привал объявим, Стас?
— Рано Леша. Идти надо. Выбраться из этого проклятого места побыстрее. Ядом все пропитано. Льется, как у змеи с языка.
— Сколько лесу испоганили! Сколько добра в огонь пойдет. — Возмутился Груздень. — Сколько народу бы этот лес корми, поил и девал, обувал.
— Это ты им при встрече скажешь. — Усмехнулся Леха. Оформим актом и в суд, за порчу госимущества и нанесение материального ущерба.
Стас шел все медленнее и медленнее.
Остановился. Закачался.
Нельзя лежать. Надо идти.
Леха заглянул в лицо