– Мы с тобой были вместе больше трех лет, Акула, – не теряя присутствия духа, сказал Боб. – Не раз оба рисковали жизнью. И я никогда не кривил с тобой душой, думал, ты человек. Слыхал я, правда, краем уха, будто ты прикончил двоих ни с того ни с сего, да не стал верить болтовне. Если ты шутишь, Акула, убери кольт и давай поскорее уносить ноги. А если хочешь стрелять – стреляй, черная душа!
Лицо Акулы Додсона выразило глубокую скорбь.
– Ты просто не поверишь, Боб, – сокрушенно вздохнул он, – до чего мне жаль, что твой гнедой был так неосторожен…
Лицо его в секунду изменилось – теперь оно выражало только ледяную жестокость и неукротимую алчность. Должно быть, подлинная душа этого человека проявилась на минуту, как иной раз можно увидеть лицо злодея в окне солидного и почтенного дома.
Бобу так и не было суждено двинуться с этого места. Раздался выстрел, каменистые склоны ущелья подхватили его эхо, но вскоре и оно затихло в безлюдной дали.
Боливар, невольный сообщник негодяя, был превосходным конем и легко унес своего хозяина, последнего из шайки, ограбившей «Вечерний экспресс», от погони. И не удивительно – ведь ему не пришлось нести двойной груз.
А когда Акула Додсон уже скакал по лесу, кроны деревьев перед ним внезапно застлал густой зеленоватый туман. Револьвер в правой руке превратился в полированный подлокотник кресла, обивка седла стала мягче; взглянув вниз, он заметил, что его ноги упираются не в стремена, а в солидного вида письменный стол.
То есть я хочу сказать, что мистер Додсон, глава маклерской конторы «Додсон и Деккер» (ее адрес на Уолл-стрит вы можете узнать сами), открыл глаза. Рядом с его креслом стоял доверенный клерк Пибоди, не решаясь потревожить хозяина. Под окном глухо грохотали колеса кэбов, усыпляюще гудел электрический вентилятор.
– Гм! Пибоди, – помаргивая, проговорил Додсон. – Я, кажется, задремал и видел довольно забавный сон. Так в чем дело, Пибоди?
– Мистер Уильямс из «Трэйси и Уильямс» дожидается вас, сэр. Он пришел рассчитаться с нами за акции Икс, Игрек и Зет. Он крупно влип с ними, сэр, если припоминаете.
– Припоминаю. А как они стоят сегодня на бирже?
– Доллар восемьдесят пять, сэр.
– Ну и рассчитайтесь с ним по этой цене.
– Прошу прощения, сэр, – начал Пибоди, явно волнуясь, – я беседовал с мистером Уильямсом. Он ваш старый друг, мистер Додсон, а ведь вы скупили все акции Икс, Игрек и Зет. Мне кажется, вы могли бы, то есть я хочу сказать… Может быть, вы позабыли, что он продал их вам по девяносто восемь. Если ему придется рассчитываться по сегодняшней цене, он лишится всех сбережений и будет вынужден продать свой дом.
Лицо Додсона моментально изменилось – теперь оно выражало только ледяную жестокость и неукротимую алчность. Душа этого человека вновь выглянула на свет.
– Пусть платит по доллару восемьдесят пять, – сухо проговорил Додсон. – Боливар не снесет двоих.
Последний лист
В квартале Гринич-виллидж, расположенном к западу от Вашингтон-сквер, улицы перепутаны, как нигде. Они образуют короткие отрезки и тупики, расположенные под странными углами относительно друг друга. Здесь их именуют проездами. Одна из местных улиц дважды пересекает сама себя, и некоему начинающему художнику удалось открыть весьма полезное свойство этой спятившей улицы. Он уверяет, что если сборщик платежей по счетам из лавки, где торгуют красками, бумагой и холстом, отправится выбивать деньги из клиентов, то он может дважды повстречать самого себя, возвращающегося в лавку, так и не получив ни цента!
Гринич-виллидж открыли люди искусства, кочующие по городу в поисках мансард, черепицы двухсотлетней давности, голландских окон и дешевой квартирной платы. Поначалу они перевезли туда с Шестой авеню дюжину оловянных кружек и маленькую колонию. А впоследствии чуть ли не половина квартала оказалось занятой маленькими студиями, галереями и лавчонками, торгующими живописью никому не известных гениев.
Студия Сью и Джонси помещалась прямо под крышей трехэтажного дома из потемневшего от времени красного кирпича. Джонси на самом деле звали Джоанной, а Сью – соответственно, Сьюзен. Одна приехала из штата Мэн, другая из Калифорнии. Они познакомились в одном из ресторанчиков на Восьмой улице и обнаружили, что их взгляды на живопись, салат из листьев цикория и фасоны модных платьев во многом совпадают. Так и возникла их общая студия.
Дело было в мае. А в ноябре неприветливый господин, которого доктора почтительно зовут «пневмония», словно призрак разгуливал по Гринич-виллидж, вцепляясь то в одного, то в другого бедолагу. Этого господина язык не поворачивается назвать галантным пожилым джентльменом. И в самом деле – разве миниатюрная девушка, выросшая в мягком калифорнийском климате, могла считаться достойным противником для него? Но нет же: старый одышливый тупица со здоровенными кулачищами все-таки свалил ее с ног, и теперь Джонси лежала без движения на узкой железной кровати, глядя сквозь частый переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.