Вождь окасов

В то время как генеральный комиссар раздавал подарки, Бустаменте отправился со своим штабом в капеллу, где священник, специально приехавший из Вальдивии, служил обедню. После обедни министр республики и четыре токи перецеловались, и тотчас же начались речи. Эти речи, продолжавшиеся очень долго, заключались во взаимных уверениях в том, что обе стороны довольны миром, царствовавшим между двумя народами, и что и на этот раз сделают все необходимое, чтобы поддержать его как можно долее.

Мы должны здесь заметить, что ни одна из договаривавшихся сторон не была искренна и думала вовсе не то, что говорила; обе они втайне намеревались изменить своему слову как можно скорее. Однако ж та и другая, казалось, были очень довольны разыгрываемой комедией.

– Теперь, – сказал Бустаменте, – если братья мои, великие вожди, согласятся пойти со мной в капеллу, мы водрузим крест.

– Нет, – отвечал Антинагюэль со сладчайшей улыбкой, – креста не должно водружать в каменном строении.

– Почему? – спросил генерал с удивлением.

– Потому, – возразил индеец тоном убеждения, – что слова, которыми мы разменялись, обязательно должны остаться зарытыми в том самом месте, где они были произнесены.

– Это справедливо, – сказал Бустаменте, наклонив голову в знак согласия, – да будет так, как желает мой брат.

Антинагюэль улыбнулся с гордостью.

– Хорошо ли я говорил, могущественные воины? – сказал он, обращаясь к окружающим его ульменам.

– Отец наш, токи Инапире-Мануса, хорошо говорил, – отвечали ульмены.

Индейские слуги пошли тогда в капеллу за крестом, который лежал там на полу, и принесли его к тому месту, где происходили совещания. Крест этот был длиною по крайней мере футов в тридцать. Все вожди и офицеры чилийские стали вокруг него на почтительном расстоянии; войска образовали огромный круг. После минутного молчания, в продолжении которого священник прочел молитву благословения с той живостью и небрежностью, которые отличают испанское духовенство в Америке, крест был водружен в землю. В ту минуту, когда индейцы, вооруженные лопатами, хотели засыпать его подножие, Антинагюэль остановил их.

– Подождите... – сказал он и, обращаясь к Бустаменте, прибавил. – Мир упрочен между нами, не так ли?

– Да, – отвечал генерал.

– Все наши слова зарыты под этим крестом?

– Все.

– Засыпьте же его землей, – приказал он индейцам, – чтобы слова наши не улетели оттуда, и чтобы война не разгорелась между нами.

Когда приказание это было исполнено, Антинагюэль велел принести ягненка, которого колдун тотчас зарезал у подножия креста. Все индейские вожди омочили руки в еще горячей крови трепещущего животного и провели на кресте иероглифические знаки для того, чтобы удалить Гекубу, злого духа, и для того, чтобы слова, зарытые под землей, не улетели из-под нее. Наконец ароканы и чилийцы выстрелили в воздух и церемония кончилась.

Тогда Бустаменте подошел к токи Инапире-Мануса и, взяв его под руку, сказал дружеским голосом:

– Брат мой Антинагюэль не хочет ли войти на минуту в мою палатку выпить со мной стакан вина или матэ? Он сделает друга счастливым.

– Почему мне не пойти? – отвечал вождь, весело улыбаясь.

– Пусть же брат мой идет со мной!

– Пойдемте!

И они оба удалились, разговаривая между собой о посторонних предметах, к палатке Бустаменте, которая была разбита на ружейный выстрел от того места, где происходила церемония. Бустаменте распорядился заранее и потому в палатке его все было приготовлено для великолепного приема гостя, которому он сильно желал угодить для успеха своих планов.

ГЛАВА XXIX Похищение

В то время как между ароканами и чилийцами происходила описанная нами церемония, ужасное событие произошло на берегу реки, в лагере дона Тадео.

Опасаясь Красавицы и шпионов Бустаменте, дон Тадео с сожалением согласился взять с собой донну Розарио в долину на церемонию, хотя, с другой стороны, он был рад, что она не будет в Вальдивии в то время, как там готовились важные события.

Донна Розарио советовалась только со своей любовью, когда обратилась к опекуну с этой просьбой; одно желание увидеть того, кого она любила, побудило ее к этому. Так как дон Тадео вынужден был скрываться, то он, разумеется, никак не мог присутствовать на церемонии.

Как только слуги его раскинули палатки, он отвел французов в сторону. Тогда было около семи часов утра; долина была уже наполнена народом. Король Мрака бросил подозрительный взгляд на окрестности, но успокоенный уединением, царствовавшим вокруг него, решился наконец объясниться с молодыми людьми.