Вождь революции

Девушка была хороша. Гибкий стан изящно подчёркивало приталенное тонкое шерстяное пальто, а из-под шапочки выбивались завитки тёмных, почти чёрных волос, придавая растрёпанный, но очень милый вид её хозяйке. Длинные чёрные ресницы, которыми она часто хлопала, напоминали движение крыльев бабочки, осторожно приземлявшейся на цветок.

«Дивный цветок! Очень мила, непосредственна и открыта, а эта естественная грация, которой не научишь, и которая идёт от самой природе и веков сознательного отбора. Боже?! О чём я думаю сейчас?» — Керенский мысленно схватился за голову.

Что же это за гостья, почему она свалилась на его голову так рано? Да, княжна была похожа на очень наивную девушку, верящую в добро. Глупенькой Оболенская не была, слишком живым блеском горели её испуганные, но такие привлекательные глаза. Эх, такую бы девушку встретить в своём мире, да лет десять назад, тогда бы ему ничего и не надо было. Всё только ради неё и для неё.

Алекс сел напротив девушки и пристально посмотрел прямо в её глаза. Залитые слезами отчаяния, они с огромной надеждой были направлены на него. Керенский смотрел на неё и чувствовал, как постепенно погружается в эти васильковые глаза. Всё глубже и глубже, пока полностью не затерялся. Как это было восхитительно, растворяться в них, бродить по светлым закоулкам небесной красоты и ни о чём не думать. Не пытаться стать сильнее, богаче, хитрее, а быть просто самим собой. Быть просто самим собой… Самим собой.

Несколько мгновений пролетели незаметно для него, но не для девушки.

— Что с вами? — прошептали красиво очерченные розовые губы.

— А? Что? — вынырнув из омута её глаз, воскликнул Алекс. — я задумался над тем, как вам помочь. Подождите.

Он подошел к телефону, снял трубку и, услышав голос телефонистки, коротко бросил: — Начальника петроградской милиции Крыжановского.

Его соединили через минуту. Крыжановский оказался на месте. Алекс уже успел познакомиться с ним вскользь, после чего сделал очевидный вывод, что архитектура и милиция — это совершенно разные вещи. Что сказывалось и на личном составе милиции, в котором были все, кто захотел там быть. В том числе и те, кому там было совсем не место. Но пока на эту должность Керенскому некого было поставить, а потому, пусть побудет, до поры до времени.

— Дмитрий Андреевич, это Керенский!

— Слушаю вас, Александр Фёдорович!

— У меня тут в кабинете сидит юная и очень испуганная барышня, княжна Оболенская. Она говорит, что какие-то неизвестные пытаются выселить их из дома и уже угрожают насилием. Это переходит всякие рамки, и не только правовые, но и человеческие! Направьте туда сейчас же патруль и разберитесь, насколько это возможно, в чём там дело. Надо оградить наших граждан от бандитизма. Женщины абсолютно беззащитны. И это происходит тогда, когда их отцы и мужья находятся на фронте, это возмутительно!

— Да-да, я всё понял, сейчас же распоряжусь, мы разберёмся сегодня же.

— Вот и хорошо, а я пока успокою барышню и отправлю её под охраной домой, а то уже смеркается, — добавил Керенский, взглянув на закрытое окно. За ним, постепенно сгущаясь, медленно опускалась на Петроград чёрная ночь. Но это был не последний звонок.

Опустив трубку на рычаги и снова подняв её, он снова услышал голос девушки-телефонистки, но уже другой.

— Барышня, соедините меня с Уголовным сыском, да с УГРО, да с Кирпичниковым.

Но Кирпичникова на месте не оказалось. Трубку взял один из его помощников.

— Алло, это Керенский. Нужно разобраться, что за люди пытаются захватить особняк князей Оболенских. Да, который генерал-майор, да этот адрес. Если разберётесь, то предупредите этих вахлаков, кто бы это ни был, что вопрос держит на контроле лично Керенский. Если окажут сопротивление, разрешаю стрелять на поражение. Да, я беру на себя ответственность. Да, это революционная необходимость. Да, вы правильно меня поняли. Разрешаю! — и он резко, с чувством выполненного долга бросил трубку на рычаги. Усевшись с довольным и усталым видом в кресло, Керенский тут же перевёл свой взгляд на юную посетительницу.

Та в это время скомкала в руках белый батистовый платочек, прижала его к губам и смотрела за своим спасителем глазами, блестящими от едва сдерживаемых слёз. Керенский, с трудом подавив в себе желание подойти и вытереть её слёзы, произнёс:

— Ну вот, уважаемая Нина Александровна, я принял меры, чтобы вас оставили в покое и больше не трогали. Надеюсь, что вы больше никогда не услышите об этих людях. Вы довольны?

— Да! — с жаром воскликнула девушка, подскочила к нему, прижала руки к своей груди и принялась его благодарить. Керенский только вздохнул, откровенно любуясь девушкой.

«Эх, где мои семнадцать и симпатичная внешность прожжённого бойфренда?» В этом теле ему было тридцать пять, и внешность у него была совсем не Джареда Лето. Девушку очень хотелось обнять, прижать к своему телу, но…

— Вас отвезут до дома на автомобиле.

— Я вам так благодарна, так благодарна!