- Но я тебе не про экологию, я про журналистику. Пункт второй. Однажды я читала прелюбопытную диссертацию по психологии. Автор исследовала десятки профессий и профессионалов с целью выяснить мотивацию к труду, точнее, к обретению той или иной профессии. В одной маленькой группе возобладала мотивация "власть". Эта группа по своей кратофильской направленности непреодолимо оторвалась от всех
прочих профессий. Внутри самой группы стремление к власти было выражено примерно одинаково сильно у представителей всех четырёх. Догадайся, представители каких
четырёх профессий оказались в этой властолюбивой группе? Подчёркиваю, речь шла о начальных, стартовых импульсах. Понятно, что потом, когда человек входит в дело
с головой, у него прорезываются и другие крылья, и другие зубы, но вот вначале…
- Догадываюсь: лидируют в группе кратофилов журналисты.
- Лежало на поверхности. А остальные? Ещё три. Давай!
Васька честно задумался. Двадцатилетний опыт жизни шевельнулся, колыхнулся и выбросил:
- Артисты? Шоу?
- Нет. Даже близко нет. Они сами как дети.
- Ну не пожарные, конечно, не сантехники, хотя у последних сейчас необъятная власть. Как это говорится, техник сан. Опера "Башляй".
- Ещё помучаешься?
- Профессоры! - вспомнил Васька. - Деканы!
- Теплее, но мимо.
- Я не сдаюсь, но хочу скорей услышать продолжение.
- Прошу. Журналисты. Священники. Учителя. Психологи. Вопросы?
Васька, повеселевший на журналистах, сразу затих и насупился на священниках,
воспрянул на учителях и озадачился на психологах. Потом что-то перекалькулировал и спросил с надеждой:
- Точно? Без ошибки?
- Точно. Диссертация была защищена и почти засекречена, тем быстрее потому, что соискатель шёл к степени доктора как раз психологических наук. Лёгкая доза критического в отношении к себе и коллегам была простительна. Всем остальным решили не показывать и не рекламировать.
- Из-за священников? - с пониманием спросил Васька.
- Ну что ты! Священники тут по определению: им с человечьими душами работать приходится с высоты непререкаемости. Они обязаны уметь управлять и, конечно, искренне желать этого. Нет: из-за учителей средней школы! При тестировании там обнаружились интересные результаты, которые даже самым тщеславным журналюгам не снились.
- Но ведь учитель - это святое. Даже политики, баллотируясь, всегда говорят о зарплате врачам и учителям - в первую очередь! Образ учителя, как образ матери, Родины, чести, достоинства, - нет, это невозможно! Святые люди!
- Вот видишь, Васёк, ты сам прошёл путь, которым проходит каждый, кому пытаются сказать правду. Достаточно тронуть стереотип, и всё. И правда уже никому не нужна, потому что её некуда положить. Вернёмся к началу: видимое и невидимое. События - и пружины. Если обнародовать исследование про учителей, у многих заболит, как зуб, стереотип. И что тогда: не бороться за зарплату врачам и учителям? Да любой политик, забывший хоть один пункт из джентльменского набора,
- всё, считай, труп. В наборе-то немного, но жёстко: безопасность, борьба с
пороками, рабочие места, уверенность в завтрашнем дне и прочая. И конечно, врачи-учителя, поскольку священная корова. О врачах, кстати, в той диссертации ни слова. Они
просто лечат. А учитель средней школы даже за пять копеек, даже срывая горло, но на работу выйдет и уроки проведёт. Поскольку власть над маленькими, мягкими,
неразумными, подчинёнными, нежными существами необъятна и нигде более в таком же объёме не воспроизводима. А от этого вида энергообмена никто не в силах отказаться.
Васька загрустил и померк. Я поняла, что моя провокационная лекция совершает некую чудовищную работу, возможно, чёрную. И мальчику больно.
- Давайте дальше, - тихо попросил он, видимо, из любопытства. - У меня была хорошая первая учительница. Говорила, старших слушаться надо.
- Ну и давай слушайся. Только если опять заболит - скажи, отдохнём. Итак, журналисты идут в профессию за властью. Это высшее наслаждение, поэтому профессия - самая популярная и массовая. Все остальные по сравнению с этим жалкий паллиатив. Наслаждения телесные, кулинарные, спортивные, - всё мимоходом прихватывает глоток власти над другим человеком! И нет большей сладости живым, чем заставить другого выслушать тебя, принять твою точку зрения, а если не принял - опять заставить. Люди умирают в битве за мнение. Сверху присыпано
пудрой и полито глазурью: убеждения, принципы, идеи, воззрения и прочее, прочее. В переводе на понятный язык: делай, как я, думай, как я, молись, как я, но не подходи близко. Не сливайся со мной. Я выше, я отдельно. А ты делай! И не перепутайте меня с кем-нибудь другим! Схема любой журналистики.
- Вы говорите мне жестокие вещи, чтобы я понял, какое вы чудовище? Или зачем? Как я должен всё это понимать?
- Вась-Вась, а ведь мы договорились: тебе нужна правда, и ты готов потерпеть и не перебивать. Договаривались? Терпи. Кстати, не только в журналистику, а в
любое искусство люди бегут за наслаждением. Слово, малыш, однокоренное сладости. Пощупай, пожуй, потерпи.