Вожделение (СИ)

Дорога до больницы отняла мало времени, а может, дело было в том, что я проспала часть пути. Казалось, только закрыла глаза — и вот мы уже въезжаем во двор больничного четырехэтажного здания. Вереница карет скорой помощи возле приемного покоя, за одной из них мы припарковали автомобиль.

Максим помог мне выбраться. Медленно, очень медленно, я добрела до входа, Ланских усадил меня на свободное сидение, и ушел договариваться с врачами. Стул, на котором я сидела, был жестким и холодным, нестерпимо пахло больницей — хлоркой, чем-то еще, противным, неприятным запахом.

Больниц я с детства боялась, и сейчас, несмотря на то, что давно уже не была маленькой девочкой, которую оставили одну ночевать в отделении, без мамы и папы, — несмотря на это все, я ощущала себя снова одинокой.

Открыла глаза, взглядом ища Максима. Ему понадобятся документы, чтобы пристроить меня здесь, или деньги, чтобы сделать это без них. Ланских будто почувствовал, что я смотрю на него, повернулся и подмигнул.

Медсестра смотрела на Максима с интересом. Даже сейчас, когда он был не в своем дорогущем шерстяном пальто, он все равно смотрелся дорого. Породисто. И куртка — аляска, и свитер делали его более неформальным, чем в деловом костюме.

И персонал это понимал. Максим разговаривал тихо, не поднимая голоса, я только ловила властные интонации его фраз. Ко мне почти сразу же подбежала медсестра, сунула градусник под мышку. Пока спускался терапевт, у меня успели взять кровь из пальца. От ватки сильно пахло спиртом, кровь текла по тыльной стороне ладони, и я пыталась ее безуспешно собрать.

Максим подошел, присаживаясь рядом на корточки, в его руках был ворох салфеток. Он взял мою ладонь в руки и начал ее аккуратно вытирать, промакивая алую дорожку.

— Хочешь, подую? — он посмотрел на меня снизу вверх.

— Хочу, — кивнула я.

И он подул. А потом поцеловал в середину ладони, а у меня екнуло сердце. Даже со сладостью, даже с температурой — градусник показал тридцать девять и восемь — мое тело продолжало реагировать на этого невозможного мужчину.

Мы просидели так минут пятнадцать, пока не появился терапевт. Прослушал легкие, качая головой:

— Ну здесь однозначно — пневмония, по крови лейкоциты зашкаливают, нейтрофилы. Сейчас снимок сделайте и потом будем оформляться в отделение.

Я посмотрела на Максима с испугом: я рассчитывала, что врачи нас отпустят. Теперь уже и комната-пенал не казалась такой ужасной.

— Все в порядке, Регина. Тебе нужно будет остаться в больнице.

— А паспорт?

— Ты же знаешь, что с ним все в порядке, — спокойно ответил Максим, — ты здесь под другими документами. Тебе нужно прийти в себя до того, как мы улетим в Германию. Времени мало.

Я кивнула растерянно, у меня даже вещей с собой не было, ни чашки, ни тапок. Больница на меня всегда наводила такие мысли, сбивая с настроя.

— Ни о чем не переживай. Я приеду за тобой.

Врач откашлялся, привлекая наше внимание:

— Все, медсестра проводит на третий этаж. Приемное время, расписание передачек, все на стене при входе в главном здании, — обратился он к Максиму, — вещи заберите, они ей здесь не понадобятся.

Я надела больничные шлепанцы, сапоги с курткой протянула Ланских. Все это было так по-бытовому, так просто, точно мы были с ним семейной парой. Наверное, так нас и воспринимали люди.

А я не знала, кем считать Максима.

И радоваться ли нашей временной разлуке или нет.

Глава 61

Больничная суета лишила окончательно сил. После всех обследований, мне поставили капельницу и разрешили, наконец, уснуть.

В палате кроме меня была лишь еще одна пациентка — бабушка, маленькая и аккуратная. Ее совершенно белые волосы были сколоты с двух сторон заколками, а сама она без конца куталась в не по размеру большой теплый халат.

Тихо работал телевизор, прикрепленный на стену возле ее кровати, под бормотание голосов меня сново сморило в сон.

Я слышала, как ходит, тихо шаркая тапочками по полу бабушка, как заходит медсестра, чтобы проверить капельницу.

Слышала, но даже глаз не открывала, веки были тяжелыми. Организм требовал законное право на отдых: слишком долго я была в стрессе, чтобы это никак не проявило себя.

Окончательно я пришла в себя только когда по коридору прогрохотала тележка с едой и кто-то зычным женским голосом крикнул на все отделение:

— Ужин! Ужинать, девочки!

Приподнялась на локтях кое-как, во рту было сухо. Потерла лицо ладонями, откидывая остатки сна. Есть особо не хотелось, но я знала, что нужны ресурсы на восстановление.

Поднялась, нашла казенные тапочки. У меня не было ни тарелки, ни ложки, вообще никакой посуды. Вслед за бабушкой я вышла в коридор, когда тележка остановилась возле нас.

— Новенькая? — женщина в синем переднике споро наполняла протянутые тарелки, накладывая в них кашу и рыбу, рыбой пахло на все отделение, — посуды нет?

— Нет, — покачала я головой.

— Держи тарелку, потом вернуть не забудь. Чашки тоже нет?

Мне вручили и чашку тоже, куда плеснули черного чая, чуть больше половины. А сверху положили еще три куска ржаного хлеба, криво нарезанного.