Вожделение

— Мне отвратительно вчерашнее, — произнесла она напрямик тихим, дрожащим голосом.

Гейб замер и на мгновение прикрыл глаза. Потом он лег, но не рядом с Миа, а чуть поодаль.

— Я знаю, — так же тихо сказал он.

Миа продолжила, понимая, что скажет намного больше, чем нужно:

— Мне было противно, что он лапал меня. Да, Гейб, я сама согласилась, подписала контракт. Я говорила, что не против показаться другим мужчинам. По крайней мере, я была готова попробовать. Но я не хочу, чтобы меня трогал кто-то, кроме тебя. Теперь я это поняла. Надо мной надругались. Меня испачкали. И я не хочу, чтобы это повторилось, пока мы вместе.

— Что ты, малышка? Конечно нет, — прошептал Гейб.

Он был напряжен. И снова — затравленный взгляд.

Но Миа не унималась. Ей не хотелось, чтобы он вклинился и оборвал нить разговора.

— Мне совершенно наплевать на контракт. Я его ненавижу. Я хочу, чтобы на меня смотрел один-единственный мужчина: ты. Ты, а не кто-то, кому ты позволил со мной позабавиться.

Из его горла вырвался сдавленный не то хрип, не то стон, но Миа упреждающе вскинула руку. Нельзя дать Гейбу ее перебить. Потом ей уже не хватит отваги.

— Больше я на такое не соглашусь, — помотала головой Миа, подчеркивая сказанное, — пусть знает, что она не шутит. — Да, я согласилась на это, но больше не хочу. И никогда не захочу. Мне противен каждый миг этого. Если ты когда-нибудь попытаешься это повторить, между нами все будет кончено. Я уйду и уже не вернусь.

Не выдержав, Гейб потянулся к ней, обнял и прижал к груди. Он держал ее так крепко, что Миа было не вздохнуть.

— Я виноват, Миа. Ужасно виноват. Такое больше не повторится. Никогда. Впредь никто и пальцем до тебя не дотронется. Я сам был как на иголках. Я уже собирался их выставить, но вдруг услышал твой крик, страх в голосе и это «нет». Я ведь клялся тебе: достаточно одного твоего «нет», чтобы я или кто-то другой все прекратил. А этот гад ударил тебя раньше, чем я успел подскочить. Этого, Миа, я никогда себе не прощу. Никогда. Я видел, как ты испугалась, когда этот похотливый кобель сорвался с цепи. — Гейба трясло. Его руки лихорадочно блуждали по ее спине. Потом он чуть отстранился, обхватил ее лицо и пристально посмотрел ей в глаза. — Малышка, я очень виноват. Не знаю, сумею ли я себе это простить. Я возненавидел свою затею. Миа, мне честно хотелось их вышвырнуть.

— Тогда зачем вообще ты это сделал?

Гейб потупился, отвернулся, убрал руки с ее лица. Он закрыл глаза и брезгливо поморщился:

— Потому что я паршивый трус.

Это было сказано так тихо, что Миа едва разобрала и сразу усомнилась, не ослышалась ли. Как это понимать?

Гейб потянулся к ее руке, крепко сжал, поднес к губам, поцеловал ладонь.

— Миа, знай, что это не повторится. Я прошу тебя простить непростительное. Да, ты подписала контракт, но не хотела, чтобы тебя лапали другие — ни вчера, ни когда-либо. Я знал об этом. Прекрасно знал. И все же разрешил этой сволочи дотронуться до тебя. Я ненавижу себя за это. Моя обязанность — знать о твоих желаниях и потребностях и ставить их выше моих. Вчера я этого не сделал.

Она по-прежнему не понимала, зачем Гейб на это пошел. Они обсуждали возможность, но Миа не верила, что он превратит ее в реальность.

Она гадала, о чем он думал, когда приглашал этих людей в номер. Он пребывал в мрачной задумчивости еще до отлета. Было ли это как-то связано с его решением? Может, он пытался ей что-то втолковать, а она не понимала? Или она вообще ни при чем?

— Я виноват, Миа. — Каждое слово было полно раскаяния. — Пожалуйста, прости меня. Прошу тебя, скажи, что останешься, что не уйдешь от меня. Ты имеешь полное право уйти. Я тебя недостоин, не заслуживаю твоей нежности и понимания. Но я хочу их. Видит Бог, мне без этого не прожить.

Он никогда не был так близок к признанию, что Миа значила для него больше, чем секс.

Она подалась вперед, встала на колени, протянула руки к его лицу.

— Ты и не должен жить без этого… без меня, — прошептала она. — Гейб, я же рядом. Я никуда не собираюсь уходить. Но все отношения должны касаться только нас с тобой. Ты, я и больше никого. Никаких других мужчин.

Она едва сдерживала дрожь.

В глазах Гейба вспыхнуло облегчение. Он потянулся к ней, обнял, снова стиснул. Он целовал ее голову, каждую волосинку, как будто остался способен только на это.

— Никого, кроме нас, — прошептал он ей на ухо. — Клянусь тебе. — Потом он чуть отстранился, чтобы упереться лоб в лоб. — Летим домой, Миа. Пусть все останется в прошлом. Забудь, сотри из памяти. Я знаю, что сделал тебе очень больно. Клянусь, я постараюсь, чтобы все прошло.

Она наслаждалась, внимая его пылким обещаниям. Гейб говорил так, словно у них было будущее и он хотел большего, нежели секса по контракту. Не будет ли она дурой, если поверит?

Она обвила руками его шею и попросила:

— Займись со мной любовью. Пусть наша последняя ночь в Париже будет особенной.

У него перехватило дыхание.

— Маленькая моя… Сегодня я буду любить тебя всю без остатка. А утром сядем в самолет, и я буду держать тебя в объятиях, пока ты спишь.

* * *