Вожделенная награда

— Не самое часто используемое слово в лексиконе любовницы. — Никос покачал головой. — Если, конечно, ты не имеешь в виду мое удобство. Я надеялся найти тебя выглядящей более привлекательно.

— Мы сейчас точно говорим о любовнице? — Голос Тристанны по-прежнему был раздражающе спокоен. — По-моему, под это описание больше подходит какое-нибудь вьючное животное или породистая собака.

— Ты любишь подо все подводить основание, — сказал Никос, словно проверяя список, — независимая. — Она прищурилась, а потом отвела взгляд. Он ненавидел, когда она так делала. — Невообразимо загадочная.

— Полагаю, эти характеристики присущи большинству взрослых людей. — Тристанна подошла к столику и положила на него альбом. — Тебе они, может быть, не встречались, ты ведь такой занятой человек, но, уверяю тебя, они существуют.

— А еще ты слишком умная, — шелковым голосом сказал он. — Пойми меня правильно, Тристанна: это не комплимент.

Она повернулась к нему, и что-то тенью пробежало по ее лицу. Что-то похожее на скорбь, хоть это и не имело смысла.

— Прости мое невежество. — В ее глазах бушевала буря, но на голосе это никак не сказалось. — Я думала, что единственный важный для тебя вопрос в отношении меня как твоей любовницы — буду ли я спать с тобой или нет. Не вижу, какое значение имеет все остальное после того, как ты получил удовлетворивший тебя ответ.

— Ты выхватываешь оружие в ответ на малейшую провокацию, — продолжал он, словно не слыша ее, словно ему не хотелось испытать удовлетворение, о котором она говорила, несмотря на то, что его тело говорило об обратном. Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее. — Разве так ты должна вести себя? Разве такое поведение можно назвать соблазнительным?

Тристанна рассмеялась.

— А разве нельзя? — спросила она. — Я думала, тебе нравится борьба, которую можно выиграть. Выходит, я ошибалась.

Вчера они долго спорили из-за какой-то мелочи вроде статьи в местной газете, и спор закончился бурным сексом у бассейна. Действительно, борьба, которую можно выиграть. Он не мог не улыбнуться.

— Я имею в виду, что ты не подходишь под классическое определение любовницы, — сказал он. — Мне стоило сразу понять, что ничего не получится, как только ты подошла и попросилась ко мне.

— Почему же? — спросила она, заливаясь едва заметным румянцем.

— Потому что не принято проситься в любовницы, — мягко ответил он. — Женщинам это не нужно. Они по природе своей либо любовницы, либо нет, это всегда заметно. — Его восхищало, как хорошо ей удается держать эмоции под контролем: ее выдавала только бьющаяся у глаза жилка и легкое дрожание губ. — Инициатива исходит от меня.

— Думаю, я поняла тебя, — сухо сказала она. — Не нужно развивать свою мысль. Что же дальше, Никос? Разбор полетов каждый раз, когда мы…

— Ты не поняла меня, — перебил он, жестко глядя ей в глаза. — Я пытаюсь объяснить то, что тебя ни в коем случае не должно удивить. Ты правда думаешь, что я не знаю, что ты совсем не хотела становиться моей любовницей?

Она замерла.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала она, помолчав.

Он подозревал, что будь на ее месте другая женщина, она начала бы заикаться.

— Понимаешь. — Он изогнул бровь. — Не волнуйся, Тристанна. Я знаю, что тебе было нужно.

— Вот как? — Она сглотнула и вздернула подбородок. — В таком случае просвети меня. Я думала, что ясно дала понять, чего хочу, и результат меня полностью удовлетворил.

Он помедлил, позволив себе насладиться моментом. Ему доставляло огромное удовольствие видеть страх в ее глазах, который она старалась подавить, взвинченность, выражавшуюся в неосознанных движениях: казалось, что она вот-вот начнет переминаться с ноги на ногу и покусывать губу.

— Я больше не могу держать тебя у себя как свою любовницу, Тристанна, — тихо сказал он наконец. — У тебя получается отвратительно.

— Чудесно, — ровным голосом ответила она, и он спросил себя, чего ей стоило сохранять равнодушное выражение лица. — Я, конечно, раздавлена.

Он чуть не рассмеялся от того, сколько яда она вложила в последнюю реплику. Эта женщина бьется до последнего, она будет продолжать идти, пока не упадет замертво, и это восхищало его против воли и напоминало его самого в молодости.

— Дурочка, — сказал он. — Я не собираюсь бросать тебя.

— Правда? — сухо спросила она; что-то мелькнуло в ее глазах — облегчение? Раздражение? — Трудно поверить в это после того, как ты так тщательно перечислил мои недостатки и свои ожидания, которые я не оправдала. Или это твой собственный способ выражения привязанности? Очень мило.

— Не можешь удержаться, да? — спросил он почти мягко, подходя к ней. Он коснулся ее губ, с которых срывались такие глупые слова, которые издевались над ним и раздражали его, о которых он так часто думал, когда ее не было рядом. — Будешь язвить до самой смерти, не важно, какой ценой.

Она не отстранилась и не задрожала от его прикосновения, но ему показалось, что это далось ей тяжело. Их взгляды встретились.

— К чему этот разговор? — тихо спросила она.