Вожделенное отечество

И то, что эта женщина, поскользнувшись, упала, вымазав пальто то ли солью, то ли песком, и дворник, подметавший тут же тротуар вместо того, чтобы чистить его, — были явлениями одной причины.

ПРОГНОЗ

Я решил спросил отца Александра Меня о том, что будет. (Мы выбрались из такси в каких-то запутанных и тёмных черёмушкинских дворах-переулках.)

— Леонид Ильич был хорош своей косностью, — похвалил батюшка отошедшего в лучший мир вождя, — он спрятал под сукно немало горячих проектов.

— Но от шефа КГБ, который так ловко вскарабкался на трон, вряд ли можно ждать чего-нибудь хорошего.

— Он, правда, поинтеллигентнее остальных — играет в теннис, знает английский язык. К тому же Брежнев реальной власти не имел, а Андропов имеет. Но здоровье Юрия Владимировича даёт основания полагать, что это все — ненадолго...

ЛУНА-ПАРК

Два интеллигента у винного Профсоюзной дрались портфелями.

Люди ехали в метро и спали, и кивали головами в знак согласия.

1268 — дата на руке восточной женщины означала её место в очереди — скорее всего, за коврами.

Империализм тяготеет к захвату мира как своему идеалу, провинциализм — к семье.

Есть в империализме что-то подкупающе мужское — задорный наступательный порыв, вечнозелёный шарм наивной наглости.

Русские несли бремя белых от Каспия до Аляски.

Империализм преодолевается космизмом.

Нью-Йорк — столица мира. Москва провинциальна. Понятие массовой культуры — не более чем знак желания интеллектуалов играть в очаровательные американские игры, пуститься в их духовный луна-парк.

Россия — безумие, миф, царство злых и лукавых бесов.

Где утешение в скорбях?

Как говорил Шопенгауэр, всюду в мире и видел одно и то же — борьбу за власть.

На стене красовалось коротенькое слово: "Ух!" — новое русское ругательство из двух букв.

У забора отливали пьяные дружинники. И странно было, что станция называется — "Маяковская".

ГАРАЖ

Напротив помещалась военная академия имени Фрунзе — в бывшем женском монастыре.

(Фрунзе воздали все почести, какие только возможно. А слушок о том, что смерть его не была случайной и что кто-то усатый ему помог, все-таки пополз...)

Ночью во дворе академии трещал мотор. Это было похоже на "Гараж" Катаева — тем более что гараж торчал алюминиевыми рёбрами перед нашим окном. Мы так и думали, что там расстреливают, а чтобы не было слышно криков н выстрелов, заводят мотор грузовика.

Потом я увидел, как чуть подальше, в свете фонарей, прошли солдаты с деревянными лопатами и за ними проехал, издавая тот самый треск, снегоочистительный комбайн.

Я успокоился и уснул.

Мне привиделся сон из трёх частей.

Сначала мы стояли на лестнице, ведущей от нового цирка к Детскому музыкальному театру. Шёл какой-то митинг. Оратор — кажется, директор, — говорил что-то о качестве нашей продукции — спектаклей, видимо. Тут же рядом тёрся Федя Черненко — бывший новоиспечённый главный инженер, требовал внимания. Потом актёр Толя Петренко, встав в позу вожака волчьей стаи Акелы, стал выкликать поимённо депутатов какого-то совета, а их, как на грех, никого не оказалось. Тогда он закричал, что теперь — отныне — все члены совета должны ежедневно в шесть часов вечера собираться на этом месте, а все стали ехидно хихикать — ведь как глупо быть депутатом и из-за втого куда-то тащиться после рабочего дня.

Потом все повалили в театр. Повалил и я и попал в некую репетиционную комнату, где бритоголовый грубиян на фоне японского пейзажа бил руками и ногами по голове убегающего и вновь появляющегося партнёра. Когда я вошёл, бритоголовый ударил жертву кувшином по спине. Кувшин разбился.

Я прошёл через эту комнату и вышел в коридор. Там меня встретил Сергей Сергеевич, задавший обычный для него вопрос:

— А что, Володя, вы такой большой любитель профсоюзных собраний?

Проснулся в тоске, с мыслью об Окуджаве ("Моцарт на старенькой скрипке играет"). Во сне спросил у Бороздина: "Серёжа, у тебя есть закурить?" Взял сигарету.

Город был похож на Петропавловск-Камчатский и Севастополь — всхолмлённый, с крутым поворотом дороги, домами начала прошлого века, у большой воды.

И опять проснулся в тоске. Это мать, наверное, меня звала, посылая в ночь свою тоску.

ОН У ШЕЛ