— Я-то подумаю, я хорошо подумаю. А ты подумай об этом ночью, — неожиданно заключил он и вышел из автобуса, и пошёл вдоль светящихся витрин, в толстом синем драповом пальто и толстой круглой шляпе сумеречного цвета.
Автобус отошёл, и все чего-то примолкли.
А мне подумалось, что мужик-то был прав.
ВЕДЬМА
Парень обладал физиономией, которая в принципе не могла никого раздражать. Он же помог страшной бабке надеть её ужасающий мешок.
Мужчина был совершенно беззащитен в этой нелепой ситуации, когда пьяная старая цыганка согнала его с места, а его жену обозвала "стёганой тварью" и всякими похабными словами, а потом, сменив гнев на милость, пригласила: "Сынок, садись!"
Только ребята-пэтэушники, хулиганистые и развесёлые, оказались адекватны ей. Они подсобили бабке выйти из вагона, а потом швырялись в неё снежными лепёшками, заливаясь смехом в ответ на её ругань.
А я подумал о том, как хорошо было в прежние времена, когда какой-нибудь полковник сидел бы при этом, уткнув подбородок в эфес шашки, и сходу отрубил бы старой ведьме голову.
ЮБИЛЕИ ВОЖДЯ
— Он всех, с кем когда работал или учился, всю родню устроил на хорошие места, никого не забыл, — с похвалой говорил о Леониде Ильиче однорукий инструктор Днепродзержинского горкома партии с плаксивой фамилией Рёва. — Ну, а что, если есть возможность.
О том, что отец Брежнева Илья Яковлевич прятал евреев от погромов, Горюнова вычеркнула:
— Я надеюсь, вы — русский человек?
Мне было непонятно, почему русский человек должен ненавидеть евреев.
СЛОВА
— Меня волнует то, что слова у нас все чаще расходятся с делами, — сказал мой отец. И добавил: — На каждом районном активе принимается письмо Брежневу. Принимается, но не отправляется. Не будет же он все эти письма читать.
На руках моих язвы гвоздиные.
— Да и если б было в них что толковое, а то так, все одно и то же.
— Достижения, итоги, планы на будущее...
— Ну конечно: есть нечего, носить нечего, негде жить. А в остальном — большие достижения.
Отец все-таки не соглашался, возмущался диссидентами:
— Им советская власть все дала.
— Да нет её уже с 18-го года. И потом это все равно, что говорить: почему вы не любите свою тюрьму? Она вас кормит, одевает, обувает, учит жить... Спорили:
— ..."Прописка" — беззаконие, крепостное право, — доказывал я. — И пусть они заткнутся.
— Арсений-то, — вспоминал отец своего племянника — подполковника МВД, — лучше всех устроился: две квартиры в Москве. Это надо же подумать!
— Арсений при власти сидит.
— Ну, положим, власть у него небольшая...
— А все же и ему от неё кое-что перепадает.
— Арсений власть укрепляет. А вы её расшатываете.
— Да плохо что-то расшатываем, никак расшатать не можем.
— Вы — отщепенцы! — ярился отец.
— Это вы отщепенцы, начиная с Чернышевского. Мы тоже можем вам счёт предъявить.
— От кого?!
— От русского народа! Кто крестьянство разорил? А?!
Отец умолкал.
РОДИНА
— Родина там, где человек родился.
— Мы рождаемся в том или ином месте случайно. Предположим, рождается сын у служащих английской колониальной администрации в Индии. Он рождается в Индии и живёт в ней всю жизнь. Неужели его родина — Индия, где ему все чуждо, а не Англия, о которой он помнит, с которой соотносит свою личность, где лежит его сердце? Или дети русских белых эмигрантов, родившиеся в Нанкине. Неужели их родина — Китай, а не Россия, которая их отторгла, отвергла их родителей — если они вернутся, то непременно попадут в тюрьму, в лагерь? И через сорок поколений нашего рассеяния родиной русских останется Россия. Так почему же через четыреста поколений еврейского рассеяния Израиль не может быть родиной евреев?
— Приезжали из Америки туристы — украинка, армянин. Их спрашивали: "Кто вы по национальности?" Они отвечали: "Я американка"; "Я американец"; "Мы родились в США, и это наша родина".