Каракозов не смог правильно организовать работу и прокуроров следственной части. Их, как правило, закрепляли за следственными группами и они нередко, вместо надзора, сами выполняли следственные действия. Вместо контроля за следователями, оказывались в подчинении руководителей групп, и те заставляли их формировать, подшивать материалы уголовных дел. При таком подходе надзирающие прокуроры теряли свое назначение, становились рядовыми следователями. Вот почему в конце 1989 года Генеральным прокурором СССР А. Я. Сухаревым был создан целый отдел по надзору за следствием в следственной части. Начальник отдела подчиняется только Генеральному прокурору и его заместителю. Решение абсолютно верное, но запоздалое. Но начиная с 1984 года негативные явления в работе следственной части нарастали. Нельзя сказать, что они проходили бесследно, без всякого реагирования на них. В августе 1984 года и в феврале 1986 года Гдлян и Иванов дважды привлекались к дисциплинарной ответственности за грубые нарушения законности. Дважды обращалось внимание Каракозова на необходимость усиления контроля за работой подчиненных. 3 апреля 1987 года А. Рекунков объявил Каракозову выговор, а его заместителя Быстрова освободил от занимаемой должности. Обращено внимание О. Сороки на отсутствие высокой требовательности к подчиненным. Как подчеркивалось в приказе, «руководители и следователи, прокуроры следственной части некритически оценивали положение дел, не пресекали грубые нарушения законности, не вели должной борьбы с необъективностью, обвинительным уклоном при расследовании дел.»
Все это так. К сожалению приказы издавались, а фактического улучшения дел в надзоре не наступало. В марте 1986 года Гдлян по письменному распоряжению Сороки был, например, отстранен от руководства группой, которую должен был, согласно распоряжению, возглавить Каракозов. Однако Гдлян продолжал руководить следствием с молчаливого согласия своего шефа. Будь исполнено указание Сороки, не произошло бы, наверное, многих людских трагедий. Наказания же, кроме легкого испуга, ничего не вызывали. По рапортам Каракозова они тут же снимались.
6 августа 1984 года Гдляну объявили выговор за нарушения, приведшие к самоубийству Мирзабаева, а 23 ноября, через 3 месяца, ему выдали денежную премию в размере двух окладов. 7 февраля 1986 года ему и Иванову «за компрометацию органов прокуратуры и дискредитацию следственных работников» объявлен выговор. Но уже в июне, несмотря на столь тяжкие проступки, с обоих взыскания сняли, а в октябре того же года Гдлян был поощрен двумя окладами, а Иванову досрочно присвоили чин старшего советника юстиции.
Конечно, такое отношение руководства прокуратуры не могло не создавать у Гдляна и Иванова чувства вседозволенности, пренебрежения к правам и законным интересам граждан. Позднее это приведет к тому, что оба, выступая в средствах массовой информации, занялись самовосхвалением, грубо нарушали следственную этику, требования закона о презумпции невиновности, бездоказательно опорочили ряд ответственных должностных лиц заявлениями о их причастности к совершению тяжких преступлений.
В ходе расследования дела о нарушениях законности в Узбекистане, мы обратили пристальное внимание на проверку заявлений, жалоб от арестованных, их родственников. Защитники Гдляна и Иванова в многочисленных выступлениях, в том числе и в прессе, пустились в весьма сомнительные рассуждения о появлении жалоб якобы в мае 1989 года, после возбуждения дела. Это далеко не так. Приведу некоторые примеры.
Так, Мирзабаев Гани написал 32 жалобы разным адресатам: Генеральному прокурору, в Верховный Совет СССР, Горбачеву М. С., и только на две получил ответы. Большинство жалоб без всякой проверки приобщено к материалам уголовного дела.
Массу заявлений и жалоб написали Барнаев Максуд, Артыков, Рахимов Шамси и другие, но все обращения также осядут без проверок и ответов в материалах следователей.
Оправданный судом Хикматов заявил, что за два года шесть месяцев содержания под стражей он исписал на жалобы 2 тыс. листов бумаги, но мер по ним на следствии никаких не принималось. И только суд вник в суть ложных обвинений и оправдал его.
Однако по некоторым жалобам приезжали в Узбекистан комиссии проверяющих из Москвы, но Гдлян их опережал, до них с заявителями проводил «работу»: шантажировал, уговаривал, обещал, делал все, чтобы те не сказали чего-то плохого на Гдляна.