Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

14 апреля 1939 года поезд с беглым наркомом подошел к станции Миасс Южно-Уральской железной дороги.

В тот же день, 14 апреля, в управление НКВД по Свердловской области пришла дополнительная ориентировка с Лубянки. В ней предписывалось немедленно задержать особо опасного преступника Шмашковского Ивана Лаврентьевича, объявленного во всесоюзный розыск. Видавшие виды многоопытные оперы из группы розыска очумело перечитывали приметы Шмашковского — они полностью совпадали с ранее переданными приметами тоже разыскиваемого по всему Советскому Союзу такого же опасного преступника Александра Успенского.

На огромной территории страны в течение нескольких месяцев органами НКВД проводились одни и те же мероприятия. На железнодорожных станциях методично, изо дня в день, проверялись квитанции на вещи, сдаваемые в камеры хранения ручного багажа. От Бреста до Камчатки тысячи неразговорчивых людей тщательно изучали фамилии, выведенные неразборчивыми почерками полуграмотных вокзальных кладовщиков. Это был титанический труд без какой-либо надежды на успех.

И вот 15 апреля 1939 года сыскарям привалила невиданная удача. На станции Миасс Челябинской области при очередной проверке квитанций в камере хранения была обнаружена долгожданная бумаженция на имя Шмашковского Ивана Лаврентьевича, сдавшего довольно объемистый чемодан.

Люди из группы розыска потребовали ключи от нужной ячейки, открыли ее и после несложных манипуляций, связанных с проникновением в содержимое чемодана, получили возможность изучить его. Сыскари сразу же обнаружили тщательно спрятанный среди личных вещей револьвер с запасом патронов.

Оружие было уложено на прежнее место. Чемодан поставили в ячейку. Поблизости установили скрытый пост наблюдения. Предусмотрели меры, необходимые для внезапного задержания владельца чемодана.

Но он не обнаруживал себя. Потом выяснилось — почему. Успенский хотел устроиться на работу на Миасские золотые прииски. И снова не повезло — бдительные кадровики потребовали военный билет, которого у него не было. Паспорта им показалось мало. Потерпев неудачу, Успенский решил ретироваться из Миасса.

16 апреля 1939 года он сидел в привокзальном ресторане. В кармане лежал билет. За вещами в камеру хранения Успенский обычно приходил за несколько минут до отправления поезда.

Он плотно пообедал и делал вид, что читает газету. На самом деле прикрывался ею, внимательно и в то же время пугливо следя за всеми, кто входил в ресторан. Встретившись с глазами очередного посетителя, появившегося в дверях, он безошибочно понял: чекист.

Реакция наркома была мгновенной. Он вскочил из-за стола и бросился к выходу. Местный энкаведист не ожидал такой прыти. Собственно, он и не предполагал, что хозяин чемодана находится в ресторане. Успенский воспользовался оплошностью чекиста, беспрепятственно выскочил на перрон и побежал по станционным путям.

Энкаведешник бросился за ним, на ходу расстегивая кобуру.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул он.

Убегавший лишь прибавил ходу.

Преследователь дал предупредительный выстрел вверх, затем сгоряча дважды саданул по ногам. Не попал. Пули просвистели мимо. Это обнадежило убегавшего.

Гонка продолжалась довольно долго, но догонявший чекист был моложе, и молодость победила. Успенский, тяжело дыша, остановился, повернулся к преследователю и, загнанно дыша, поднял руки вверх.

Позже выяснилось, что наводку дала его собственная жена. Оказавшись во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, супруга беглого наркома вспомнила, что как-то видела у мужа паспорт на имя Шмашковского Ивана Лаврентьевича. Эта фамилия немедленно была доведена до сведения всех территориальных органов НКВД СССР.

На допросе Успенский показал, что, замыслив побег, он вызвал к себе начальника оперативно-технического отдела наркомата и поставил ему следующую задачу:

— Надо изготовить пять комплектов фиктивных документов для легализации на территории СССР. Это приказание Центра.

Оперативно-технический отдел приказание выполнил. Нарком получил требуемые пять комплектов поддельных документов. Четыре комплекта он сжег, а один, на имя Шмашковского Ивана Лаврентьевича, оставил себе.

Через некоторое время его расстреляли.

Что побудило наркома внутренних дел Успенского к столь нетривиальному поступку? Этот случай уникален, равных ему в истории советских спецслужб не было.

Ветеран МГБ Сергей Федосеев, начинавший службу в управлении НКВД по Москве и Московской области как раз в то время, когда Успенский был объявлен в розыск, объяснял происшедшее близостью его к главе НКВД СССР Николаю Ежову. И Александр Успенский, и его заместитель Михаил Литвин были выдвинуты именно железным сталинским наркомом. А когда звезда Ежова закатилась, его ближайшие соратники поняли, что и им пришел конец.