Ольга Лядская, которая в момент ареста сотрудниками Смерша еще училась в школе, была осуждена в октябре 1949 года особым совещанием при Министерстве государственной безопасности. Только в марте 1990 года ее дело пересмотрел военный трибунал Московского военного округа и прекратил уголовное дело «за отсутствием состава преступления». Людмила Вырикова, которая у Фадеева изображена «немецкой подстилкой», ни за что ни про что отсидела десять лет…
Коктейль-холл и московское дело
Молодой партийный хозяин Москвы Георгий Попов в марте 1947 года подписал распоряжение об открытии коктейль-холла в доме № 32 по улице Горького. Это местечко вошло в историю и увековечено в литературе.
«Москвичи любили коктейль-холл, – вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Иванович Пузиков. – Было в нем уютно, напитки были легкие, и подвыпивших посетителей почти никогда не бывало. Сядешь перед стойкой на высокий круглый, вертящийся стул и потягиваешь через соломинку какой-нибудь вишневый пунш – нечто среднее между фруктовой водой и легким сладким вином, но гораздо вкуснее и той, и другого. Голова, может, и закружится немного, но никакого опьянения».
Коктейль-холл был зримым свидетельством новой, невиданной жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата. Его облюбовали «стиляги» (это слово впервые появилось в 1949 году в сатирическом журнале «Крокодил»), то есть молодые люди, которые хотели радоваться жизни. «Стиляг» ловили на улицах комсомольцы из отряда охраны общественного порядка. Приводили нарушителей в райком комсомола и сладострастно вели с ними разъяснительные беседы.
Идеологическая атмосфера становилась все более тягостной. Заворачивали даже те гайки, которые в военные годы вынужденно ослабили. 15 февраля 1947 года политбюро утвердило проект указа президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами».
Комсомольские активисты стремились как можно раньше обрести партбилет. Приемом в партию ведали орготделы райкомов партии. В отдел из партийной организации района поступали документы кандидата в члены ВКП(б). Курирующий парторганизацию инструктор готовил документы для заседания бюро. Если бюро голосовало за, на нового члена партии заводили учетную и контрольную карточки (краткие биографические данные, дата приема в партию и трудовая деятельность). Учетная карточка хранилась в райкоме, контрольная отправлялась в ЦК, в сектор единого партбилета. Если член партии переходил на работу в другой район, туда же пересылали и его учетную карточку.
Сектор учета кадров ведал подбором номенклатурных работников – то есть тех, кто назначался и смещался с должности по решению вышестоящего партийного комитета, в том числе комсомольских секретарей. Список номенклатурных работников утверждался на бюро. На каждого из них заводилось личное дело, в котором хранились справки-объективки, характеристики с места работы, отзывы товарищей по работе, рекомендации и так далее.
В те времена (до лета 1955 года!) в анкетах еще существовали вопросы о службе в царской армии, об участии в оппозициях, службе в полиции и белой армии. Во всех анкетах обязательно присутствовал вопрос: находились ли вы или ваши ближайшие родственники на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны…
В личное дело инструктор подшивал копии решений о назначении, снятии с должности и вынесении взысканий. ЦК периодически выражал недовольство тем, что «в приказах, постановлениях и учетно-кадровых документах не указываются истинные причины и основания увольнения или перемещения работников». Высшее партийное руководство требовало «раз и навсегда прекратить порочную практику назначения на руководящую и материально ответственную работу проворовавшихся на прежней работе людей, повести решительную борьбу с семейственностью, круговой порукой, угодничеством и подхалимством». Но сотрудники райкома в решениях предпочитали ограничиваться обтекаемыми формулировками.
С 1943 года московским комсомолом руководил Николай Прокофьевич Красавченко. Он приехал в Москву из Краснодарского края и поступил на исторический факультет Московского института истории, философии, литературы.
Красавченко дружил с руководителем ленинградского комсомола Всеволодом Николаевичем Ивановым, человеком с необычной биографией. В Гражданскую войну он остался без родителей, беспризорничал. Но страстное желание учиться привело его в электротехнический институт связи, получив диплом, остался в нем преподавать. В 1940-м его избрали секретарем одного из ленинградских райкомов партии, на следующий год утвердили первым секретарем обкома и горкома комсомола. Всю блокаду он провел в осажденном городе. Защитил кандидатскую диссертацию по истории комсомола.