Возлюби ближнего своего

Закончились праздники, сопутствующая им суета, наступает тишина, и сожаление о том, что уже прошло. И вспоминаешь эти дни, и волхвов с бумажными бородами, и пастухов в старых бабушкиных платках, как самое драгоценное, из того, что было. И начинаешь скучать по недавнему прошлому. Вроде, только что всё это было, а уже ушло, и его не догнать и не удержать.

Точно так же, с грустью, как о чём-то очень хорошем, но уже безвозвратно ушедшем, мне вспоминается и моё рукоположение в священство. Рукополагали меня в Крещенский сочельник, и было очень холодно. Сразу же после литургии настоятель собора стал освящать воду. В боковом приделе храма приготовили огромные ёмкости с водой. Я стоял рядом с настоятелем, следил за процессом освящением воды и ничего не понимал. Мне ещё нужно было придти в себя после случившегося со мной потрясения. В памяти осталось только громкое чтение молитв и огромная очередь людей с банками и бидонами в руках.

В ночь владыка вновь возглавлял служение литургии, а потом ночью же, повёл народ и священство на Иордань. Раньше вода, освящаемая на Крещение, как правило, освящалась в каком-то открытом водоёме, на озере или реке. А сегодня по причине урбанизации, Иорданом считается тот же самый бак с водой, но, выставленный на свежий воздух. Люди двинулись из храма за священством, а на улице, как минимум, минус 30.

Все пошли, а я остался, у меня не было тёплых одежд. Другие отцы утеплились, и когда владыка выходил из царских врат, они слаженно выдвинулись вслед за ним. Я смотрел им вслед, и их движение на всю жизнь отпечаталось в моей памяти. Владыка шёл впереди, а по бокам веером, в своих фелонях, словно огромные птицы плыли священники. Они уходили в лютый холод, а их движение вдруг напоминало мне рыцарскую атаку с копьями наперевес. Воинство Христово. Это было так прекрасно, что всё во мне возликовало, ведь теперь я тоже частичка этого воинства.

В те годы в нашем народе уже вовсю набирала обороты новая традиция, окунаться в ледяной воде в ночь на Крещение. Меня тогда тоже приглашали, но я отказался, а утром, когда спешил в храм на очередное великое освящение, вспоминал рассказ моего приятеля, он возит одного большого чиновника. Годом ранее к его шефу приезжал друг из Москвы, такой же ответственный товарищ. — И приехал друг как раз на Крещение Господне. Везу я их 19 числа, в машине хорошо тепло. Сидят они на заднем сидении, там у них выдвижной столик, коньячок пьют, беседуют. Вдруг мой шеф спохватился: — Ваня, — кричит, — где-то здесь должен быть источник, а рядом купальня. Помню я ещё, бумагу подписывал на разрешение установки в этом месте бревенчатого сооружения, именно для этой самой цели. Друг интересуется: — А зачем тебе понадобилась купальня при минус 25-ти? — А затем, что сегодня Крещение, и ночью здесь было столпотворение от желающих нырнуть в прорубь, а сейчас, наверняка, никого. — На что ты намекаешь, — интересуется москвич? А шеф ему, в свою очередь: — Ты крещёный, православный? Ты в Бога веруешь? — Крещёный, в Бога, правда, не очень верю, но сочувствую. Правда, не могу никак с верой определится, и выбрать между православием и католиками. Мне у последних больше нравится, у них на службе сидеть можно. — Раз сочувствуешь,— ободрил шеф своего друга, — значит, ты человек ещё не потерянный, а определиться с верой мы тебе сейчас поможем. Сегодня православные весь день в проруби окунаются, а тебя в прорубь не тянет?

Пока москвич ломал голову, тянет его окунаться или нет, мой начальник наполнил рюмки. — Ты мне друг? — Какой вопрос? — Тогда в прорубь. Ваня, давай к источнику.

К самому источнику ближе, чем метров на сто — сто пятьдесят, я подъехать не смог. Мои пассажиры, опрокинув в себя ещё грамм по сто, принялись раздеваться. — Мужики, — говорю, далековато до купальни, вы хоть бы дублёночки на себя накинули. — Ваня, для чистоты эксперимента, в одних трусах, — категорично заявил мой шеф, и друзья побежали по снегу.

Минут через несколько мои пассажиры, с которых уже напрочь слетел всякий хмель, не бежали, а летели к машине. Всё-таки, сто пятьдесят метров, при минус 25-ти, при условии, что ты в одних трусах, да ещё из проруби, это много, и даже очень много.

Бегут, волосы у них заледенели, и на головах образовались такие оригинальные ледяные ирокезы, что ни один московский стилист не придумает. Природа вне конкуренции. Подбегая к машине, и на ходу стягивая мокрые трусы, они ворвались в машину и завернулись в тёплые дублёнки. Покачивая сосульками на головах и клацая зубами, экспериментаторы, припадая к бутылке с коньяком, постепенно приходили в сознание.

Потом разомлев от теплой печки и спиртного, шеф спросил друга: — Ну, ты понял, почему князь Владимир выбрал православие? Да, — ответил москвич, — православие это такой, — и он защёлкал пальцами, помогая подобрать определение, — это такой драйв!