Стас, тот с юности был активным общественником: и в школе, и в университете, хотя рассказывал, будто всегда хотел заниматься наукой. После того, как во времена перестройки прозвучал горбачёвский призыв строить «социализм с человеческим лицом», Петрович проникся идеей и даже вступил в партию строителей светлого будущего. Я замечаю, что до сих пор его продолжают задевать и несправедливость, и наплевательское отношение к маленькому человеку, хотя от политики он сегодня бежит, точно от ладана. Вскоре после того, как развалился Союз, накрылась медным тазом и область его научных изысканий. Оставшись с тремя детьми без всяких средств к существованию, всю силу своего деятельного характера Стас направил на предпринимательскую деятельность. Начинал, понятно, челноком с сумками безразмерного размера, а сегодня на принадлежащих ему предприятиях трудится больше семисот человек. Кстати, своих работяг Петрович старается не обижать, мечта построить хоть что-нибудь, но только обязательно «с человеческим лицом» всё ещё не покидает его.
Уже в машине Стас достал бутылку сухого красного вина:
— Ну, что, ребята, давайте по чуть-чуть для куражу. А то как-то неправильно получается, слушать «Поворот» и без подогрева, а так хоть поорём. Помню в том же 1979, когда Серёга Макару руку жал, мы в студенческом стройотряде отрывались под «Машину» с портвейном покровского разлива. Ох, и здорово же было — молодые, бесшабашные. Кстати, Серёжа, ты помнишь портвейн того времени?
— А как же, та ещё гадость, — отозвался Серёжа, — хотя и экологически чистая.
— Прошло тридцать лет, и вот, пожалуйста, мы балуем себя вот такими игрушками. Французское марочное, я его для своих из Парижа выписываю. В своё время мне его порекомендовали в одном из кафешек на Монмартре, правда оно недешёвое, пятьдесят евро бутылка, и это ещё оптовая цена, но оно того стоит. Вот оно, ласковое солнце французского юга, соединившееся с беззаботностью праздно шатающихся по Парижу туристов из России. Серёга, давай сюда твою тару, — и налил ему из бутылки.
Серёжа отхлебнул из пластикового стаканчика, посмаковал вино и выдал:
— Да, это тебе не моча.
Другой бы на месте Стаса, может быть, и оскорбился таким сравнением, но Петрович знал Серёжину историю, потому и поспешил:
— Всё, хорош о грустном, мы едем слушать Макара! Возвращаемся во времена нашей счастливой юности и отрываемся под «Поворот».
В самом начале чеченских событий, когда наши, оставляя оружие и боеприпасы, уходили из республики, по чьему-то недосмотру в Грозный отправился спецсостав с вооружением. Вагоны охранял военный караул, старшим которого был назначен капитан Серёга Звягинцев. Когда состав прибыл к месту назначения, солдат уже встречали вооружённые до зубов многочисленные представители свободной Ичкерии. Ребят разоружили и загнали в здание вокзала. Всего в плену у басмачей оказалось около сотни наших. Правда, те их особенно не обижали, так только, двух человек застрелили для острастки.
Потом Серёжу отделили ото всех и увезли. Судьбу остальных он не знает, а его продали очередным бандитам. Таким образом капитан Звягинцев перепродавался ещё несколько раз, и его конечная цена составила аж сто тысяч долларов. Пять с половиной месяцев он, словно пёс, просидел на цепи в земляной яме.
— Я бы никогда не выжил, если бы не офицер лётчик, что сидел в зиндане вместе со мною. Это он научил меня пить собственную мочу, иначе почки точно бы вылетели от постоянно холодной цепи на поясе. Я понимал, что такое количество долларов им за меня никто не заплатит, как не заплатили за того лётчика, Царствие ему Небесное. Вдруг однажды ночью мои мучители велели мне спешно вылезать из ямы. После чего вывели во двор и передали каким-то угрюмым чеченцам с автоматами. Они меня и вывезли за пределы Чечни, передав в одну из воинских частей.
Я всё ломал голову, почему эти люди меня освободили? Представляешь, они меня выкупили, только не за сто, а за двадцать пять тысяч.
В своё время, когда Сталин депортировал чеченцев в Сибирь, мой дед работал директором школы в одном большом селе со смешанным населением. Понимая, что многие из тех, кого вывозили, уже никогда не вернутся назад, учитель не смог безучастно наблюдать за тем как будут расправляться с его учениками. И он стал их прятать в нечеченских семьях, таким образом ему удалось спасти сорок ребятишек. Конечно, бдительные органы со временем выявили преступника и влепили ему восемь лет лагерей, которые тот и оттрубил от звонка до звонка.
Когда Серёга попал в плен, уже дети тех спасённых учителем учеников буквально перерыли всю Чечню и выкупили внука своего спасителя, как говорится, «по себестоимости». Как уж они узнали о его беде? Бывшего пленника перевезли в военный госпиталь в ближайшее Подмосковье и принялись лечить. А ещё через несколько дней за Серёжей приехали серьёзные крепкие парни и снова куда-то повезли.