Возлюби ближнего своего

Дверь кабинета открылась. Из нее высунулась голова секретаря. Он вошел в зал, оставив дверь открытой. Стало светло — в кабинете горели яркие лампы. На фоне световой полосы четко вырисовывалась маленькая нескладная фигура секретаря. Казалось, он собирается что-то сказать, но неожиданно он склонил голову набок и стал слушать. Дверь за ним закрылась медленно и бесшумно, словно притянутая невидимой рукой.

Осталась одна только скрипка. Ее звуки наполняли собой тяжелый, мертвый воздух зала, и казалось, она преображает все, — сплавляет воедино немое одиночество множества маленьких жизней, приютившихся в этих стенах, собирая их горе в одну великую общую жалобу и тоску.

Керн обхватил руками колени. Над опущенной головой плыли звуки, и у него было такое ощущение, будто этот поток смывает его, уносит куда-то — и к самому себе и к чему-то совсем чужому.

Маленькая черноволосая девочка уселась на полу перед скрипачом. Уставившись на него, она замерла в полной неподвижности.

Скрипка умолкла. Керн немного умел играть на рояле. Он достаточно разбирался в музыке и по достоинству оценил чудесную игру скрипача.

— Шуман? — спросил старик, сидевший около скрипача. Тот кивнул.

— Играй еще, — сказала девочка. — Сыграй что-нибудь веселое, тогда мы будем смеяться, а то здесь так грустно...

— Мириам! — тихо позвала мать.

— Хорошо, — сказал скрипач.

И снова смычок коснулся струн.

Керн посмотрел вокруг. Он видел склоненные и запрокинутые головы, бледные лица, видел печаль, отчаяние и мимолетное нежное озарение, как бы излучаемое скрипкой. Он вспоминал множество таких же приемных — сколько он их перевидал! — приемных, переполненных отверженными, виновными лишь в том, что они родились и жили на свете. И рядом со всем этим такая музыка! Это казалось непостижимым. Было в этом нечто бесконечно утешительное и вместе с тем страшно издевательское. Голова скрипача лежала на скрипке, словно на плече любимой. Все больше сгущались сумерки и зал погружался в темноту. Я не хочу погибнуть, подумал Керн, не хочу пойти ко дну, в жизни столько дикого и сладостного, я ее еще не знаю, она как мелодия, как зов, как крик над дальними лесами, над неизвестными горизонтами, в неведомой ночи... Я не хочу погибнуть!

Музыка стихла, но он не сразу заметил это.

— Что ты играл? — спросила девочка.

— Немецкие танцы Франца Шуберта, — хрипло ответил скрипач.

Старик, сидевший рядом, рассмеялся.

— Немецкие танцы! — Он потрогал свой шрам на лбу. — Немецкие танцы... — повторил он.

Секретарь повернул выключатель у двери.

— Следующий... — сказал он.

Керн получил направление в отель «Бристоль» и десять талонов на питание в студенческую столовую на Вацлавской площади. Взяв талоны, он внезапно почувствовал сильный голод. Почти бегом он устремился к столовой, боясь, что опоздает.

Он не ошибся. Все места были заняты и пришлось подождать. Среди столующихся он заметил одного из своих бывших университетских профессоров. Он уже хотел было подойти к нему и поздороваться, но, подумав, решил не делать этого. Он знал, что многим эмигрантам неприятны напоминания об их прежней жизни.

Вскоре в столовой появился скрипач и в нерешительности остановился. Керн кивнул ему. Скрипач удивленно взглянул на него и не торопясь подошел. Керн растерялся. Заметив скрипача, он почему-то решил, что уже давно знаком с ним. Теперь он сообразил, что они даже и словом не перекинулись.

— Извините, — сказал он. — Сегодня я слышал вашу игру, и сейчас мне показалось, что вы не знаете здешних порядков.

— Действительно не знаю. А вы?

— Я-то знаю. Был здесь уже дважды. Давно кочуете?

— Две недели. Только сегодня прибыл сюда.

Профессор и кто-то из его соседей по столику встали.

— Два места освободились, — быстро проговорил Керн. — Пойдемте!

Они стали пробираться между столиками. Навстречу им по узкому проходу шел профессор. Он неуверенно посмотрел на Керна и остановился.

— Мы с вами не знакомы?

— Я был одним из ваших учеников, — сказал Керн.

— Ах вот как... — профессор кивнул. — Скажите, вы не знаете людей, которым нужны пылесосы? Десять процентов скидки и выплата в рассрочку? Или патефоны?

Удивление Керна длилось недолго. Профессор был крупным авторитетом в области раковых заболеваний.

— Нет, к сожалению, не знаю, — сказал он с сочувствием. Ему было хорошо известно, каково торговать пылесосами и патефонами.

— Так я и думал, — профессор смотрел на него отсутствующим взглядом. — Простите, пожалуйста, — сказал он немного погодя, словно обращаясь к кому-то другому, и пошел дальше.

Им подали перловый суп с говядиной. Керн быстро съел свою порцию и посмотрел на скрипача. Тот сидел неподвижно, положив руки на стол. Он не прикоснулся к супу.

— Почему вы не едите? — удивился Керн.

— Не могу.

— Вы больны?

Лампы без абажуров струили резкий свет, и вытянутое лицо скрипача казалось совсем желтым.

— Нет, я здоров.

— Надо бы вам поесть, — сказал Керн.

Скрипач не ответил. Он закурил сигарету и сделал несколько торопливых, жадных затяжек. Потом отодвинул тарелку.

— Так жить невозможно! — вырвалось у него наконец.

Керн участливо посмотрел на него.