Возлюби ближнего своего

Мориц Розенталь лежал на своей кровати. Сегодня, в первый раз после многих дней, боли покинули его. Наступал вечер, и в серебристо-голубых сумерках парижского февраля вспыхнули первые огни. Не поворачивая головы, Мориц Розенталь наблюдал, как зажглись огни в окнах дома напротив. А сам дом покачивался в сумерках, как океанский пароход перед отплытием. Простенок между окнами бросал на отель «Верден» длинную темную тень; эта тень быль похожа на сходню, которая, казалось, только и ждала, чтобы на нее ступили.

Мориц Розенталь по-прежнему лежал, не шевелясь, в своей кровати, но потом вдруг увидел, как окно его комнаты широко распахнулось, и некто, похожий на него, поднялся, вышел в окно и прошел по тени-сходне на корабль, который мягко покачивался в длинных сумерках жизни. Корабль поднял якорь и медленно поплыл вдаль, а комната, где находился отец Мориц, развалилась, словно мягкая картонная коробка, попав в поток воды, и закружилась в ночи. Мимо корабля с шумом проплывали улицы, корабль мягко поднимался в тихое журчание бесконечности. Плавно покачиваясь, словно колыбель, он приблизился к облакам, звездам, голубой синеве, а затем перед ним открылась пустыня в розовых и золотых тонах. Темные сходни медленно опустились, и Мориц Розенталь сошел по ним с корабля. В тот же миг корабль исчез, и он остался один в незнакомой пустыне.

Под его ногами лежала длинная ровная дорога. Старый бродяга недолго раздумывал — ведь дороги существуют для того, чтобы по ним ходить, а его ноги исходили уже множество дорог.

Но ему не пришлось долго шагать. За серебристыми деревьями показались огромные сверкающие ворота, за которыми блестели башни и купола. В центре ворот, в мерцавшем свете, стояла огромная фигура, держа в руке кривую палку.

— Таможня! — испугался отец Мориц и отпрыгнул в кусты. Потом огляделся. Назад он возвратиться не мог — дорога исчезла. «Ничего не поделаешь, — покорно подумал старый эмигрант. — Придется спрятаться здесь и дождаться ночи. Может, ночью удастся проскользнуть стороной». Он выглянул меж ветвей карбункула и оникса и увидел, что огромный привратник манит кого-то своей палкой. Он еще раз оглянулся. Кроме него, никого не было. Привратник снова кого-то поманил.

— Отец Мориц! — раздался чей-то мягкий звонкий голос.

«Кричи, кричи! — подумал Мориц Розенталь. — Я все равно не заявлю о своем прибытии!»

— Отец Мориц! — снова раздался голос. — Выходи из куста забот!

Мориц поднялся. «Поймали! — подумал он. — Этот великан, конечно, бегает быстрее меня. Ничего не поделаешь, нужно идти».

— Отец Мориц! — снова крикнул голос.

— К тому же он знает мое имя, вот не повезло! — пробормотал Мориц. — Значит, меня отсюда уже когда-то высылали. Тогда по новому закону я получу самое меньшее три месяца тюрьмы. Будем надеяться, что здесь, по крайней мере, хорошо кормят. И не дадут для чтения семейный журнал за 1902 год, а что-нибудь современное. Я бы хотел прочесть что-нибудь из Хемингуэя.

Ворота становились все светлее и, чем ближе он подходил, сверкали все ярче. «И что это у них теперь за световые эффекты на границах? — размышлял отец Мориц. — Нельзя понять, где и находишься! Может быть, они вообще осветили все границы, чтобы легче нас ловить? Какое расточительство!..»

— Отец Мориц, — спросил привратник, — зачем ты прятался?

«Ну и вопрос! — подумал Мориц. — Ведь он меня знает, и знает, что к чему!»

— Входи! — пригласил привратник.

— Послушайте! — запротестовал Мориц. — Я еще не подлежу наказанию. Я еще не перешел вашей границы. Или, может быть, я уже нахожусь на вашей территории?

— На нашей, — подтвердил привратник.

— Послушайте, — ответил Мориц Розенталь. — Я сразу скажу вам правду: у меня нет паспорта!

— У тебя нет паспорта?

«Шесть месяцев», — подумал Мориц, услыхав громовой голос, и покорно покачал головой.

Привратник поднял палку.

— Тогда тебе не нужно будет в течение двадцати миллионов световых лет стоять в небесном партере. Ты сразу получишь мягкое кресло с ручками и опорой для крыльев!

— Все это чудесно, — ответил отец Мориц. — Но из этого вряд ли что-нибудь получится. Дело в том, что у меня нет ни разрешения на въезд в страну, ни вида на жительство. О разрешении на работу нечего и говорить.

— Нет разрешения на въезд, нет вида на жительство, нет разрешения на работу? — Привратник поднял руку. — Тогда ты получишь ложу в первом ярусе, в центре, откуда открывается полный вид на небесную рать.

— Это было бы неплохо, — ответил Мориц. — Тем более, что я люблю театр. Но тогда я вам скажу еще кое-что, что изменит все ваши планы. Я, собственно говоря, очень удивлен, что вы до сих пор не повесили снаружи вывеску, что нам вход воспрещен. Дело в том, что я — еврей, выгнан из Германии и уже многие годы живу нелегально.

Привратник поднял обе руки.