Возлюби ближнего!

— Простите, извините… Будьте любезны… Это кто говорит?

В трубке спросили:

— А вам кого надо?

Гландырин хотел ответить «вас», но испугался, что ответ может показаться чересчур смелым, и осторожно сказал:

— Мне Перелешина надо…

— Перелешина в это время не бывает, — несколько суховато ответил женский голос.

— А кто это говорит? Соседка?

— У телефона Маргарита Леопольдовна.

Гландырин глубоко вздохнул, закашлялся, потом опять вздохнул, но, будучи неподготовленным к разговору с поющей красавицей, так и не нашел что сказать.

«Все пропало, — подумал он, услышав гудки. — Повесила трубку».

И все-таки Гландырин был доволен. Ведь могло бы обернуться куда хуже.

«А голос у нее и в самом деле не лишен приятности, — сидя за чаем, вспоминал Гландырин. — Сытый голос, жирненький. Мне такие голоса всегда нравились».

И в то же время Гландырину стало ясно, что в осуществлении его планов опасно прибегать к подобным экспромтам. Тут следует все заранее основательно обдумать.

Он решил было начать с письма, но сразу же передумал. «Письмо может перехватить муж. Лучше все-таки пока ограничиться телефоном. Заинтриговать ее надо… Вызвать интерес… Скажу, что много раз видел ее на улице и влюбился».

«О любви тоже на первых порах лучше промолчать, — решил Гландырин. — Больно легкомысленно получается. Ведь ей не двадцать лет, чтобы на такую пустяковую приманку клюнуть».

Через два дня Гландырин, держа перед собой заранее приготовленный текст, позвонил снова.

На этот раз было предусмотрено несколько вариантов. Учитывалось даже, что к телефону подойдет кто-нибудь из соседей или сам Перелешин и скажет, что Маргариты Леопольдовны сейчас дома нет и что, дескать, ей передать.

Трубку взяла сама Маргоша, и вот как выглядел этот разговор, если его изложить со стенографической точностью.

6

— Кого надо?

— Вас.

— Кому же это я понадобилась? Кто говорит?

— Я говорю. Фамилия моя вам пока ничего не скажет, имя — тоже.

— Догадалась. Вы уже один раз звонили, вздыхали и кашляли целых пять минут, и я сочла необходимым, во избежание заражения гриппом, прекратить разговор.

— Я очень волновался…

— Кто же все-таки вы?

— Я открою вам свое имя… Но прежде чем это сделать, нам надо увидеться. Скажите, где, когда? Я согласен на любое место.

— Определенно меня кто-то разыгрывает… Подождите, подождите… А это случайно не Лизы Ведениной брат? Костей, кажется, вас звать?

— Какой Костя?

— Да перестаньте трепаться! Солидный человек, староста духового оркестра, а ведете себя как мальчишка из пионерского ансамбля.

— Но я совсем не тот, за кого вы меня принимаете. Я человек в летах, и, пожалуйста, не сердитесь и не вешайте трубку. Я вам все, все расскажу, и вы поймете, что ошиблись… Сразу же поймете, как только меня увидите.

— Значит, я вас никогда не видала?

— Никогда.

— Странная петрушка получается — вы меня не знаете, я вас не знаю — и вдруг встретиться… И все так таинственно… старомодно… Где же вы хотите встретиться?

— Да где угодно… Хотите — у меня, я вам адрес дам.

— Нет уж… простите, к незнакомым мужчинам на квартиры пусть кто-нибудь другой ходит.

— Тогда в кафе… «Соната», на углу Подъезжинской…

— Знаю я это кафе. Придешь туда, а там мероприятие какое-нибудь, вот и топай, как дура…

— А если в метро на Невском, у разменной кассы номер пять? Я буду в серой шляпе, отделанной коричневым гранитолем.

— А я без шляпы, в пестроклетчатом макси и в желтых шнурковых крагах… Ровно в восемь… Если не понравлюсь, можете не подходить. Пока!

Леонид Семенович, довольный результатом разговора, снял с вешалки светло-коричневые брюки и, вооружившись платяной щеткой, пошел на лестницу выбивать из них пыль.

«Все хорошо, — торжествовал Гландырин. — Все для начала получилось очень удачно и, как теперь принято говорить, не без романтики! Только бы не сболтнула раньше времени своему супругу».

Но тут же Гландырин себя успокоил:

«Допустим, и сболтнет. Ну и что? Все равно на этом этапе никаких опасных для меня ситуаций возникнуть не может. Факт!»

За полчаса до назначенного свидания Гландырин прогуливался около станции метро. Пробившись через толпившихся торговцев цветами, он уже было отобрал даже букетик гвоздик, но, когда дело дошло до цены, передумал.

«Время еще есть. Дойду до цветочного магазина. Там такой же букет в три раза дешевле».

Держа перед собою, как свечку, обтянутый целлофаном тощий букетик гвоздик, он еще издали у кассы номер пять увидел расхаживающую вдоль турникета рослую женщину с пышными волосами в зашнурованных высоких сапогах.

Она небрежно поглядывала то в одну, то в другую сторону и нервно теребила большую плетеную сумку. Да! Это была она! Может быть, не совсем такая, какой ее рисовал влюбленный супруг. Но безусловно она!

Приближаясь к кассе номер пять, Гландырин на всякий случай оглянулся — нет ли здесь поблизости Перелешина. Нет, она была одна.

Гландырин ускорил шаг и, очутившись рядом с Маргаритой Леопольдовной, дрожащим, совершенно чужим голосом сказал, пытаясь выдавить на своем лице подобие улыбки:

— Счастлив вас видеть, Маргарита Леопольдовна. Безмерно счастлив!