Возлюби ближнего!

Сказать откровенно, лично мне вся эта история с недовесом казалась не очень-то вероятной. И не только потому, что не верил я Бутугину. Была тут, признаться, причина сугубо личного характера. Звали эту «причину» Люся, а работала она продавцом в том самом магазине, где произошла вся эта масло-селедочная эпопея. И я решил выяснить — не запомнил ли Алексей Гаврилович, как выглядел продавец, отпускавший ему селедочное масло.

— Как не помнить, — сказал Бутугин, — блондинка, на вид ей лет двадцать, прическа как у мальчишки. И ресницы наклеенные до самых ноздрей. Обыкновенная современная пустышка.

Я даже обиделся.

— У нее свои ресницы, — возразил я Бутугину, — и вовсе не до ноздрей. К тому же она совсем не пустышка, а заочная студентка института торговли.

— Так вот почему вы меня за выяснениями в магазин посылали! — обрадовался Бутугин. — Все ясно! Значит, эта самая мошенница — ваша возлюбленная!

Разговор этот происходил после работы у гардеробной стойки. Народу собралось человек десять, и все ждут, что дальше: смолчу я или не смолчу. А я стою бледный, как чай в нашем буфете, и чувствую, что вот-вот потеряю свою моральную устойчивость, двину его кулаком по физиономии и шлепнусь от позора прямо на бетонный пол.

Однако сдержался. Не двинул. Не шлепнулся. И свою моральную устойчивость сохранил в полном объеме.

— Прошу вас, — сказал я Бутугину, заикаясь от нервного расстройства, — прошу немедленно проследовать за мной!

Чтобы Алексей Гаврилович не сбежал, я попросил троих очкариков, моих друзей из проектного отдела, идти вместе с нами.

Первое, что мы увидели в магазине, было объявление, написанное крупными буквами:

«Гражданина, покупавшего 14 марта с. г. вечером селедочное масло, убедительно просят зайти к директору».

Я глянул за прилавок гастрономического отдела и Люси не увидел.

«Неужели уволили?» — подумал я, но потом успокоился, вспомнив, что по четным числам она работает во вторую смену.

— К директору так к директору, — с явным неудовольствием сказал Бутугин и под конвоем бравых проектировщиков нехотя вошел вслед за мной в кабинет директора магазина.

— Мы по поводу селедочного масла, — сказал я.

Директор легко поднялся со стула и каждому из нас пожал руку.

— Очень рад, очень рад… Что же вы, все пятеро покупали позавчера селедочное масло?

— Я покупал один, — сказал Бутугин, — это же чистое жульничество! Платил за триста граммов, а…

— Вам дали на пятьдесят граммов меньше, — договорил директор, не отрывая взгляда от Бутугина.

— Именно на пятьдесят граммов. У меня весы хоть небольшие, но точные… не то что у вас…

Бутугин хотел еще что-то сказать, но не успел. В кабинет вбежала запыхавшаяся Люся и, увидев меня, остановилась.

— А вот и «автор недовеса», — не скрывая иронии, представил Люсю директор, — а это, товарищ Глушакова, невольно обманутый вами покупатель и его сослуживцы.

— Вы уж простите меня, товарищ покупатель, — заговорила Люся, — произошло недоразумение. Кроме вас, один гражданин тоже селедочное масло покупал — двести пятьдесят граммов, а я возьми да перепутай пакетики… Через пять минут все выяснилось, но вы уже ушли. Я вас двое суток жду и не знаю, как найти…

— А кто честно работает, — снисходительно изрек Бутугин, — с тем никаких таких загадочных происшествий не случается, и совесть его спокойна.

— Значит, я, по-вашему, нечестная?

Она хотела еще что-то сказать, но, не найдя нужного слова, сжала губы, заплакала, и слезы залили ее покрасневшие от обиды щеки. Понятно, я очень жалел Люсю, и в то же время мне было приятно, что теперь уже все могли убедиться, что Бутугин говорил неправду и ресницы у нее свои, не наклеенные, а настоящие, и без всякой окраски.

Люся наскоро вытерла слезы, сбегала за прилавок и отдала масло Бутугину. Бутугин сунул масло в карман и сердито пробурчал:

— Честно работать надо, девушка! Нельзя жульничать! Нехорошо. Вот приучитесь воровать…

— А вы поосторожней, — предупредил директор, еще пристальней вглядываясь в лицо Бутугина. — Зачем же оскорблять человека? Она и так за свою невнимательность выговор получила. Надо, гражданин, выбирать слова.

Бутугин усмехнулся.

— Мне бояться нечего. Я человек честный, не как другие. Я на недовесы кооперативные квартиры не приобретаю. Мошенничеством не занимаюсь!

— Ну, это как сказать, — не сводя глаз с бутугинского лица, возразил директор, — плохо, видно, у вас с памятью? Не узнали меня? А я вас все-таки вспомнил: Бутугин ваша фамилия? Так ведь? Алексей Гаврилович, если не ошибаюсь?

— Допустим, что так, ну и что?

— Ай-ай-ай, — сокрушенно покачал головой директор. — Надо же! И все он, склероз проклятый. Неужели Федотова забыли? Всего-то ведь восемь годков прошло с тех пор, как я вас с должности освобождал… Вы тогда, Бутугин, крупным промтоварным магазином заведовали, помните? А я в Промторге кадрами занимался.

— Я сюда насчет недовеса пришел, — прохрипел Бутугин, — а вы какие-то мемуары разводите!