Возлюби ближнего!

О том, как проходил мой поединок с акулой, я рассказывать не буду. Вначале, правда, когда я еще работал над черновым вариантом этой повести, здесь было все: от запрещенных приемов, которые то и дело применяла рассвирепевшая акула, до «порозовевшей от ее крови воды». Но потом, когда я выяснил, что количество рассказов о битвах с акулами превысило число обитающих на свете акул, я решил отказаться от подробного изложения моей схватки и ограничиться короткой информацией.

Итак, минуты желтой акулы были сочтены. В предсмертной агонии она билась о камни и предавала анафеме свою беспокойную океанскую жизнь.

Интересно заметить, что никто из сопровождавших ее родственников и друзей даже не попытался прийти ей на помощь.

Выбрав удобную и безопасную позицию, свита спокойно и внимательно следила за битвой. А когда исход ее стал ясен, акулы, помолчав, сколько предусмотрено их ритуалом, огласили море радостным криком.

Как мне удалось понять, они были рады гибели вожака. Уж больно он пугал их своей крайней жестокостью, непостоянством и безмерной грубостью.

Акулы еще долго бродили вокруг мертвого предводителя. И они бы не ушли, пока не отдали бы ему последней почести, употребив его бренное тело на поминальном ужине в качестве основного блюда. Но, опасаясь, как бы и их не постигла такая же участь, они решили убраться в более безопасное место. К тому же откуда-то набралось такое множество аквалангистов, что даже отчаянным акулам стало не по себе.

Неудивительно, что теперь в плотном косяке похожих друг на друга аквалангистов я уже никак не мог узнать спасенного мною человека.

В шлемах и ластах, с какими-то маленькими ящичками неизвестного мне назначения, они суетились вокруг мертвой акулы, а потом, словно по команде, стали приближаться ко мне.

Тотчас же из их таинственных ящичков послышалось ровное гудение, такое же, какое издают морские жуки, когда чувствуют, что надвигается сильная буря.

Не понимая, что им от меня надо, я выбрал удобную волну и вырвался на поверхность. Оглянувшись, я увидел, что вслед за мной выплыл один из аквалангистов. Заметив меня, он снял шлем, и тут я впервые увидел человеческое лицо.

Наверное, это и был тот самый человек, которого я спас. Во всяком случае, мне бы очень хотелось, чтобы это был он. Значит, отец мой и дедушка были правы, когда вторыми после дельфинов красивыми существами называли людей!

Нет, этот первый увиденный мною человек не обладал, конечно, безукоризненной грацией дельфина, и тем не менее он поразил меня целым рядом только ему одному присущих достоинств. У него были большие светлые глаза и длинная белая шея, которой могли бы позавидовать иные обитатели подводного мира.

Подплыв ко мне совсем близко, человек что-то долго и быстро говорил. Незнание человеческого языка не помешало мне почувствовать, что слова, которые я слышу, — ласковые, нежные и хорошие.

Сомнений не было. Рядом со мной находился тот самый аквалангист, которого я спас от зубов акулы.

Все, что я увидел, очутившись на поверхности моря, меня очень заинтересовало. На берегу собралось множество людей. Крепко ухватившись за канаты, они тянули из воды мертвую акулу.

«Ну вот, — подумал я, — выпал и на мою долю счастливый денек. Я убил первую акулу и первый раз собственными глазами увидел людей».

От переполнившей всего меня гордости и счастья я издал такой громкий, восторженный клич, что люди, занятые на берегу разделкой акулы, подняли головы и, увидя меня, тоже стали кричать, захлопали своими ластами, и звуки эти напомнили мне шлепки, которые я получал от матери в раннем детстве.

Только значительно позже я узнал, что ластами люди пользуются только при погружении в воду, а хлопали они тогда в ладоши, выражая тем самым свое восхищение и одобрение моим поступкам.

Но я опять, кажется, забежал вперед, а тогда громкие шлепки всего лишь рассмешили меня, и, поглотив нужное количество кислорода, я снова погрузился в воду.

— Смотрите, смотрите! — прошептала появившаяся неизвестно откуда уже знакомая мне скумбрия. — За вами человек гонится!

И тут же, с присущей этой самолюбивой рыбе обидчивостью, не без ехидства заметила:

— Удивительное дело! И что интересного они в вас нашли! Дельфин как дельфин. А что касается акулы, то будь у меня ваши зубы, я бы их по десять штук в день убивала!

Что она там еще болтала, я не расслышал, потому что увидел рядом с собой успевшего мне понравиться человека. На этот раз он плыл без всяких уродующих приспособлений, только на голове его была резиновая шапочка.

— Фи, — пискнула не отстававшая от меня скумбрия, — это же женщина, девчонка… Вот уж урод… ни хвоста, ни жабр, ни плавников… Тю!

И снова голос скумбрии мне показался отвратительно писклявым. Еще бы минута — и она продолжала бы свою речь уже в моем животе.

К счастью для нее, скумбрия вдруг резко изменила свое мнение.

— А девчонка и в самом деле ничего… Особенно глаза… Точь-в-точь как у одного моего знакомого леща…

Но мне уже было безразлично, что болтает скумбрия. Я плыл рядом с человеком. С человеком, которого только что спас.