Возлюбить себя

Выуживание и перевозка добытого заняли два полных дня. Теперь на некоторое, отнюдь не маленькое, время и мы, и коммуна были обеспечены топливом для освещения и некоторых других мелких нужд. То, что просто молниеносно гниёт, ржавеет и преет в ныне сыром до крайности климате, теперь мы сможем хоть немного защитить, спасти, — красками, грунтовками, пропитками. А плёнка и удобрения — просто крайне полезные вещи. Во всех смыслах и областях использования. От аммонала и игданита до грядок.

И если первые убивают, то вторые кормят.

Когда мы собрали в дорогу наших горных визави, они выглядели почти счастливыми. Во-первых, там, среди гор, не так ощущается весь ужас упадка. А во-вторых, несомый ими груз намного облегчит их и без того примитивное существование.

Мы разумно и честно поделились с ними добытым, проявив известную экономность на правах хозяев территории, на которую они без нас не посмели бы даже и сунуться. Что верно, то верно, — дабы жить здесь, нужно быть такими же чокнутыми, и в чём-то жестокими, как и сама окружающая нас среда. Перепуганной насмерть куропатке нечего делать во владениях Демона Нечистот.

Именно таким царством выглядел сейчас с трудом приподнявший мёртвую, сочащуюся сукровицей уходящих вод, слепую и залипшую илом голову Город. Именно так, и даже гораздо хуже, выглядят нынче другие города и сёла Побережья. И куда страшнее судьба остальной части края и соседних областей.

Думаю, из своих гор по собственной воле теперь не вылезут ещё пара их поколений. А там и мы посмотрим, — кто из нас будет лучше себя чувствовать. Может статься, что ещё и мы приползём туда, словно побитые собаки.

Угостив напоследок их самым ценным для мужчины, — сигаретами и спичками, — чем просто убили их морально, «горожане» доставили «бедных родственников» до максимально возможной точки подъёма колёсного транспорта. Откуда они начали своё тяжёлое, но приятное восхождение.

Глядя на них, горные козлы позеленели б от зависти, — с такой ловкостью и таким упорством тащили люди свою бесценную ношу…

Полностью поправившийся Гришин, провожая их из-за баранки взглядом, положив на неё нос, вздохнул: «И пошли они, ветром гонимы, солнцем палимы»… И уже более прозаично и несколько злорадно заметил:

— И запас наш золотой в гору попёрли, байбаки чёртовы!

— Делай добро, Ваня. Делай, и бросай его в воду.

— Ага, а в воде оно раскиснет. — Поднять настроение прижимистому Гришину уже не могло ничто.

— Иной раз, значит, придёшь хоть киселя напиться. — Я всё-таки попытался.

— Эт точно. Вот только б запором потом не маяться, от дарового киселька-то…

И он сердито дёрнул рычаг передачи. Умаявшаяся от работы машина медленно тронулась в обратный путь по долгому, затяжному спуску.

С уходом горцев будни побежали ещё быстрее. Наиболее заражённые «плюшкинизмом» день и ночь ковырялись с добытым, сортируя, перекладывая, складируя, перебирая. И, добившись почти идеала, разбирали сложенное и начинали всё по новой.

Большинство выживших рано или поздно начинает страдать этой болезнью. Прикасаясь к вещам, кидая на них взгляды и ощущая основу своего выживания, люди постоянно поддерживали в себе уверенность, что всё это и есть их гарантия безопасности, гарантия продолжения жизни.

Я не осуждал их. Поскольку и сам, в какой-то мере, заразился этим ещё тогда, да и сейчас частенько испытывал схожие чувства. Если б не эта «болячка», никто б сейчас не был здесь. Не жил, не дышал.

Иногда, когда я уверен, что меня никто не слышит, я говорил тихо, поднимая голову к небу:

— Я везучий сукин сын! Сукин сын, который выжил! И все мы тут — везучие стервецы…

И, быть может, нам повезло даже больше, чем мы того порой в прошлом заслуживали. Стараясь в данном вопросе не углубляться особо в теософию и теологию, я поверхностно позволял себе надеяться, что всё это мне дано было неспроста. Что за давние мои страдания и лишения Отец небесный позволил мне и моим близким жить. Трудно и опасно, но жить. И для этого он склонил меня однажды к тому, чтобы я выполнил, — им ли, другими ли светлыми силами, задуманное…

И теперь я с истой благодарностью к Нему думаю о том, что Он из сотни миллионов выбрал именно меня.

Не устаю удивляться и благодарить Небо. Большинство из населявших планету ничтожных существ лишь в последние свои часы и дни, — кому сколько досталось, — внезапно осознали, как сильно, как отчаянно, до боли в чёрством сердце, они хотят именно ЖИТЬ!

Не копить, не возвышаться, не подавлять, не сиять и не царствовать. Просто быть и дышать.

Уверен, что в свои последние мгновения даже «каста неприкасаемых» была согласна на простое зябкое сидение у пещеры в одних застиранных панталонах и с горсткой прелых орехов на клочке газетки перед собой.

Когда большее Зло разом перебило хребет меньшему, регалии, счета и суммы перестали играть роль. Какую бы то ни было роль.