Возлюбивший войну

До меня донеслись звуки выстрелов.

– Что это? – довольно резко спросил я и тут же подумал, что мой вопрос прозвучал, пожалуй, слишком нервозно.

– Пристреливают пулеметы, – ответил полковник. – У нас там глиняная насыпь высотой с Альпы, а некоторые стрелки едва-едва умудряются попасть в нее… Есть у нас и летающая мишень. Прямо-таки «Охотничий и стрелковый клуб Пайк-Райлинга для джентльменов», а?

Однако Базз не мог допустить, чтобы я отделался так легко.

– Боумен подумал, что на нас напали фрицы!

Все, за исключением полковника, рассмеялись.

В штабе полковник Уэлен передал нас своему заместителю по хоязйственным вопросам, капитану Блейру, волосы которого благоухали дешевым бриллиантином; проверив наши направления, он повез нас к югу от района стоянки и обслуживания самолетов, туда, где, постепенно повышаясь, местность переходила в невысокий лес с надежно укрытыми в нем казармами. Солдаты и сержанты жили в сборных бараках типа «Ниссен», а офицеры – в чуть более удобных стандартных домиках барачного типа из одноместных и двухместных комнат. Здесь же находились амбулатория, стоянка автомашин, офицерский клуб, клуб Красного Креста для рядового состава, две офицерские столовые, навес для демонстрации кинофильмов и большая столовая для нижних чинов.

Едва мы тронулись, как снова пошел дождь.

– До чего ж оча-а-овательный климат в ваших т-опиках, ста-и-ина! – заявил Мерроу с «настоящим» английским акцентом.

– Не нравится? Наберитесь терпения минут на пятнадцать, – ответил капитан Блейр.

– И что же будет? Хуже или лучше?

– Будет иначе, но так же.

– Какая-то бессмыслица!

– Увидите сами.

Пятнадцать минут прошло, а дождь зарядил еще сильнее.

Блейр привел Мерроу и меня в комнату в центре барака, расположенного в рощице из дубняка и боярышника; комната выходила окнами на север. Капитан показал на одну из коек и заметил, что она приносит несчастье: за двенадцать недель на ней спали восемь летчиков, и все восемь пропали без вести.

– Вот на ней я и буду спать, и нечего морочить мне голову, – заявил Мерроу.

– А парень, что спал на другой койке, – продолжал Блейр, – благополучно закончил свою смену. Домой собирается, счастливый вояка!.. Надеюсь, вы отлично выспитесь, – обратился он к Мерроу.

– Сходите по нужде в собственную фуражку и считайте, что это Божья благодать, – огрызнулся Мерроу, бросился на койку и заснул раньше, чем я успел снять башмаки.

Мы встали как раз к ужину, а потом под дождем помчались в большой барак, называвшийся офицерским клубом. Клуб? Забегаловка, вот что. Однажды от нечего делать я насчитал там сорок семь мягких кресел, обитых потрескавшейся коричневой кожей и выглядевших так, словно их выбросили на свалку из разорившегося дома для престарелых. У одной стены помещался фанерный бар, а среди тяжелых кресел там и сям стояли низенькие круглые дубовые столики.

На большой железной печке посредине комнаты висело объявление, запрещавшее плевать на печь, но действовало оно не больше, чем объявление «Осторожно, окрашено»; новички не могли удержаться от соблазна плюнуть разок и понаблюдать, как подпрыгнет плевок; лишь позднее, вдохнув чуточку собственных испарений, они начали понимать, чем вызван такой запрет. Фу-у!..

Мы с Брандтом и Хеверстроу сидели в глубине комнаты и наблюдали, как Мерроу начинает проявлять себя. Обычно он разговаривал громко, никого и ничего не стесняясь. В этот вечер он, казалось, сдерживался и, потягивая сигару, ждал своей очереди. За столиками в баре летчики играли в кости на выпивку, лениво листали истрепанные журналы, потом вокруг одного из пилотов, помешанного на технике, постепенно собралась группа слушателей, и он пустился рассказывать, как приспомобил обычный киноаппарат для прокручивания звуковых фильмов, как сделал фотоэлемент из цоколя радиолампы и применил дешевенький карманный телескоп для фокусирования луча возбудителя на фотоэлементе; я ничего не понимал. Однако Мерроу наблюдал за ним, как охотничья собака, и едва парень замолчал и наступила короткая пауза, он откашлялся и звенящим голосом заговорил:

– Я познакомился однажды с дамочкой, затянутой в корсет от пояса до горла.

Мерроу помолчал, позволяя слушателям вникнуть в смысл его слов.

– Дело было так, – продолжал он. – Я, понимаете, ждал пассажирский самолет из Ньюарка на Денвер и у билетной кассы…

Я уже не раз слышал эту историю. Она производила впечатление и казалась весьма забавной. В ней, как бы между прочим, выставлялась на первый план молодецкая удаль Мерроу. Опытные люди наслаждались ею. Нет, Мерроу нельзя было отказать в ловкости. Закончив свой рассказ, он снова замолчал.