В течение следующих восьми дней погода порой доводила нас до сумасшествия – не настолько плохая, чтобы держать на земле, но и не настолько хорошая, чтобы позволить вылететь. Вынужденное безделье томило летчиков, особенно бывалых, тех, у кого истекал срок пребывания в Англии, а Мерроу дважды поднимал нас в воздух, но не для тренировки или чего-нибудь еще, а просто потому, что ему хотелось полетать.
На восьмой день, тринадцатого апреля (у меня были причины запомнить дату), когда стояла все та же отвратительная погода, к нам прибыло пополнение, и, хотя мы сами участвовали пока всего лишь в двух рейдах, вечером, наблюдая в клубе за новичками, я понял, что в первые дни мы выглядели такими же растерянными и беспомощными.
После ужина, когда мы собрались все вместе, Мерроу кивнул на группу приунывших офицеров-новичков и повернулся к верзиле Бреддоку.
– А что, если мы их малость расшевелим?
– Может, пойдем к новым стрелкам-сержантам? Еще лучше позабавимся.
– Давай начнем здесь, – ответил Мерроу.
Мы не спеша пересекли комнату, и Базз с самым невинным видом принялся зло подшучивать над новичками, воспользовавшись тем, что они сразу же забросали нас вопросами. Разговор зашел о сопровождении наших бомбардировщиков истребителями.
– До восемнадцати тысяч футов лучше всего «спит-5» со скоешнными крыльями, – сказал Мерроу. – Они здорово нам помогали, верно, Бред?
– Верно, – кивнул Бреддок. – А после двадцати четырех тысяч уж куда как хорош истребитель «спит-9», правда?
– Точно, – подтвердил Мерроу, – а вот на промежуточной высоте прямо-таки идеальная машинка «мессершмитт-110»!
– А вся беда в том, – подхватил Бреддок, – что именно на промежуточных высотах мы и летаем.
Спустя несколько минут громкоговорители оповестили, что на следующий день объявляется состояние боевой готовности, и даже я почувствовал какое-то странное облегчение, хотя и заметил, как побледнели новички, – наверно, вот так же поблднел и я, когда впервые услышал этот зловещий металлический голос оттуда. Бенни Чонг, отправляясь после объявления тревоги спать, оставил дверь клуба открытой.
– Эй, Бенни! – закричал Мерроу. – Прикрой эту задрипанную дверь. Ты что, надеешься сделать это завтра, или как?
Чонг просунул голову в комнату.
– И у самого бы руки не отсохли, – буркнул он и хлопнул дверью.
Дальше пошло еще хуже. Бреддок и Мерроу, пугая новичков, начали рассказывать друг другу истории одну страшнее другой. Как выглядел стрелок (тут же придуманный), когда снаряд снес ему затылок. Что брызнуло сюда и что – туда. Нижняя губа у него уцелела, на ней остался клочок бумажки от сигареты и щетинка – он не успел побриться; а вот верхней губы не оказалось, и выше нее он был человеком-невидимкой. О том, как дружку стрелка пришлось раздобывать тряпки и вытирать турель. Впечатляющие детали. Должен признаться, я тоже принимал участие в разговоре, поддакивая то тут, то там, пытаясь, видимо, проникнуться убеждением Мерроу, что ничего плохого не может случиться с нами на этом свете; не думал я в тот вечер, каким тяжким бременем ляжет наша забава на мою больную совесть несколько недель спустя, в июле, когда осколок снаряда уничтожит еще не полностью сформировавшийся, но уже искрометный ум Кида Линча.
Между тем Мерроу и Бреддок, очевидно, решили, что достаточно подогрели свою злость, и потому под каким-то благовидным предлогом, прихватив меня и еще двух офицеров (те предусмотрительно плелись позади), отправились в казармы рядового и сержантского состава и болтались там, пока не нашли новичков, точнее – одного из них, некоего юнца, чья фамилия – Лемб[13]
– привлекла внимание Мерроу.