Возлюбивший войну

Всюду, куда ни кинешь взгляд, что-нибудь происходило. Посмотрев в правое окно, я увидел одну из "крепостей" нижней группы; охваченная пламенем, она вдруг словно подпрыгнула в воздухе, перевернулась, как лепешка на горячей сковороде, и вывалилась из боевого порядка; огонь вырывался из обоих ближних к фюзеляжу двигателей или, возможно, из бензобаков.

- Кто это был? - резко спросил я.

Прайен понял, что я имею в виду.

- Ведущий верхней эскадрильи из нижней группы, - своим обычным, вялым и холодным голосом ответил он.

Кудрявый Джоунз. Мы и так все знали, что это он, наш оперативный офицер, летавший на "Дешевой Мегги", союзник Базза по интригам, самый близкий его друг после меня. Я ждал, что Мерроу в пух и прах разнесет "этих ублюдков", штабистов крыла, готовых погубить нас всех, всех, всех.

Однако Мерроу, видимо, даже не слышал нашего разговора с Прайеном.

- Пошевеливайся, Фарр! - крикнул он. - Огонь, веди огонь!

- А чем я, по-вашему, занимаюсь, черт побери? - угрюмо отозвался Фарр. - Может, играю в карты с Брегнани?

- Ладно, ладно! Пошевеливайся!

Он придирался к ребятам. Это не походило на него.

Стрелки-сержанты вели непрерывное наблюдение за своими секторами и своевременно открывали огонь, а переговариваясь между собой, проявляли большую дисциплинированность, чем когда-либо раньше, - скажем, во время рейда на Бремен тринадцатого июня, когда, как нам казалось, все у нас ладилось. Сейчас происходило нечто более серьезное, однако внутренняя переговорная система е дребезжала от одновременных выкриков членов экипажа. Воздушные стрелки докладывали не только о появлении в той или иной зоне вражеских самолетов, но и указывали, из какой точки следовало открывать по ним огонь. Время от времени мы даже слышали Лемба. Хендаун проявлял бдительность и хладнокровие. Голос Прайена звучал бесстрастно, словно он описывал полет птиц или осенний листопад. Фарр грубил, а Брегнани вторил ему, как глухая стена, отражающая эхо. Сейлин, добродушный и застенчивый, как всегда, вообще не произносил ни слова. Зато стрелявшие из носовых пулеметов - Брандт и Хеверстроу - разговаривали по внутреннему телефону с присущей офицерам уверенностью. Одно казалось необычным. Мерроу продолжал браниться (к чему мы давно успели привыкнуть), но не добродушно, не от избытка энергии и боевого задора, как прежде; монотонное, беспричинное, раздражающее брюзжание Базза выдавало его желание, чтобы все поскорее осталось позади.

Я понял одно: подобно звену вражеских самолетов, на меня неумолимо надвигалась ответственность; понял и встревожился. Меня страшила ответственность, ибо взять ее на себя значило нарушить клятву, которую я дал себе три недели назад, когда решил избегать всего, что могло служить войне.

- Давай, Хендаун. Живо, живо!

7

Если в начале рейда осторожность Мерроу, даже, пожалуй, чрезмерная, проявлялась лишь в том, как он управлял самолетом, то теперь она сказывалась и на избранной тактике оборонительного боя.

Блестящая одаренность Мерроу-летчика выявилась особенно в первой половине нашей смены, в его способности интуитивно, почти неуловимыми плавными движениями вывести "Тело" в самую выгодную точку, откуда наши пулеметы могли существенно усилить огневую мощь группы. Если, например, он летел ведомым ниже и правее ведущего звена, а вражеский самолет пикировал сверху и слева, Мерроу незаметно выскальзывал из-под ведущего и пристраивался рядом с ним, и тогда большинство наших пулеметов получало возможность вести огонь по снижающемуся противнику. Если Мерроу летел ведущим нижней эскадрильи и немцы переходили в лобовую атаку сверху, все шесть самолетов по его приказу один за другим набирали высоту, пристраивались в хвост ведущей эскадрильи и тем самым вынуждали вражеские машины подставлять себя под пулеметы других "крепостей" соединения.

Но сейчас, направляясь вдоль зеленой полоски земли на юг от Рура и севернее Люксембурга и Саара и подвергаясь все более ожесточенным атакам, чему благоприятствовал сильно поредевший слой перистых облаков вверху, мы замечали, что Мерроу не стремился подтянуться к звену Бинза и составить гибкую, грозную для врага фалангу, - он хотел лишь сохранить нашу и, конечно, свою жизнь. Иными словами, он использовал "Ангельскую поступь", "Кран" и "Ужасную пару" в качестве щита. Ему бы следовало открыться самому и обеспечить нашим стрелкам удобную и широкую зону для ведения огня, он же предпочел укрыться под материнские крылышки первого звена.

Один из самолетов противника появился в верхней части десяти часов. Обнаружил его Хендаун.

- Мне его не достать, майор. Выходите на открытое пространство!

Уже не первый раз члены экипажа обращались к Мерроу с просьбой "дать больше воздуха", то есть выбрать точку, которая позволяла бы стрелкам вести огонь по немецким истребителям, не опасаясь поразить свои самолеты, хотя раньше необходимость в таких просьбах почти не возникала.

А сейчас Мерроу даже не ответил, он старался отыскать в действиях других членов экипажа какие-нибудь промахи - так человек меняет тему спора, когда чувствует шаткость своих позиций.