Возлюбивший войну

Нетерпеливое ожидание не отвлекало меня от беспокойных мыслей о Киде Линче. По его внешности, так же как по лицу азиата, нельзя было определить его возраст. Временами, в зависимости от освещения и настроения, он выглядел шестнадцати-семнадцатилетним наивным, неопытным юнцом, не случайно прозванным Кидом[25] . Но проходило какое-то время, и вы замечали оспины у него на коже, полуприкрытые веки и выражение обреченности, обычно присущее старикам и говорившее о скором конце, о приближении смерти и примирении с нею; помню, точно такое выражение я видел на лицах юных солдат на фотографиях Брейди эпохи гражданской войны, и оно всегда глубоко меня трогало.

А что если и "Тело" и "Дом Эшер" сбиты? Возможно, они уже погибли. Я остался в одиночестве. Мои друзья покинули меня.

РВП[26] наступило и прошло. Может, там, на высоте, свирепствовал сильный встречный ветер? Погода, и без того отвратительная, продолжала ухудшаться. Я часто нырял вниз, в диспетчерскую, где строгое молчание само по себе говорило о сдерживаемом волнении, где даже слабый треск радио заставлял людей настороженно поднимать головы и где я не узнал ничего нового, потому что, если там и разговаривали, то лишь об атмосферном фронте на юге, и еще потому, что я всем надоел и меня выставили за дверь.

Теперь я особенно остро ощутил свою никчемность. Они видели во мне нервничающую и до чертиков наскучившую всем барышню.

Я вернулся на балкон. Над Англией медленно сгущались сумерки; небо казалось суровым, по нему, то закрывая, то открывая пурпурные просветы, ветер по-прежнему гнал облака. Авиабаза не считалась с предписаниями о светомаскировке, и аэродром был ярко освещен; подобно бледно-голубым гиацинтам, вдоль ВПП[27] тянулись линии огней, приветственно мигал, передавая зашифрованные команды, огромный красный глаз подвижного маяка на прицепе грузовика у конца полосы. Люди часто выходили на холодный ветер, и уже одно это выдавало их беспокойство. Казалось, никогда не кончится мучительное напряжение. Мне так хотелось услышать гул моторов, что порой я и в самом деле слышал его, но то был только шум кроваи и ветра в ушах. Дважды нам почудился на некотором расстоянии мерцающий свет сигнальных ракет. На балкон командно-диспетчерской вышки, где стояла наша группа из пяти-шести человек, прибежал солдат; стуча от волнения зубами, он крикнул, что видел в восточной части неба странный оранжевый отблеск, как если бы горел самолет. Все бросились на восточную сторону балкона и действительно увидели какой-то слабый отблеск, однако когда облака разошлись, оказалось, что это круглый диск луны, поднимавшейся над горизонтом. Мы вновь перешли на южную сторону. Ночь поглотила еще пятнадцать минут.

Позади нас открылась и тут же захлопнулась дверь.

- Боумен! Боумен! Боумен!

Я сбежал вниз. У подножия железобетонной лестницы стоял майор Фейн, руководитель полетов, - все мы питали к нему глубокую антипатию. Он провел меня в диспетчерскую и вручил обрывок телеграфной ленты:

Х27В 628 2208 СРОЧНО СРОЧНО БОУМЕНУ ОТ МЕРРОУ ИЗ ПОРТНИТА ВЕСЬМА СРОЧНО КВЧ СЛЕТАЛ БЕЗ ТЕБЯ ЗПТ СИМУЛЯНТ КВЧ КОНЕЦ

- Ох, и взгреем же мы Мерроу за такие штучки, - сказал Фейн. - Разжалуем во вторые лейтенанты.

Майора, нудного, антипатичного человека, раздражало, что Мерроу столь легкомысленно использовал официальные каналы связи.

Я чувствовал себя счастливым (еще бы: с моим кораблем ничего не произошло, а Мерроу ухитрился известить меня езе до того, как отправил официальный рапорт о рейде), повернулся к Фейну и сказал:

- А знаете, майор, прежде чем разжаловать капитана Мерроу, вам, пожалуй, следует согласовать вопрос с полковником - он только что представил его за рейд на Гамбург к кресту "За летные боевые заслуги".

Что и говорить, майор имел все оснвоания прицепиться ко мне за столь наглое поведение. Но я не мог сдержаться - чересчур уж придерживался буквы устава этот самый Фейн.

Сообщения теперь поступали одно за другим. Самолеты попали в сложную метеорологическую обстановку, и авиагруппа рассыпалась. Семь самолетов оказались в Портните. Остальные - по всему югу. О четырех машинах вообще ни слуху ни духу. Предполагается, что Уэлен сбит над целью. Атмосферный фронт смещается, и "крепости" скоро начнут возвращаться на базу.

Я поднялся на верхнюю площадку вышки, и внезапно - причиной тому были свист ветра и переполнявшее меня ликование - мне показалось, что я стою на палубе, на мостике корабля, и что я его капитан. Бегущие в небе на высоте трех тысяч футов облака скрывали луну, она лишь изредка робко проглядывала сквозь них. Иллюзия движения была необыкновенно реальной. Казалось, я стою на мостике огромного авианосца, длинный прямоугольник огней ВПП - это взлетная палуба, и двигаются не облака, а я, мой корабль, наша взлетная палуба, и вместе с нами плывет передвижной радиомаяк - мигающий малиновыми вспышками опознавательный сигнал. Нет, я не неудачник! Я - капитан! И корабль, и ночь, и самолеты - все принадлежало мне.

- Приготовиться принять самолет на борт! - шепотом скомандовал морской капитан.

- Есть приготовиться, сэр!