На церемонию вручения орденов весь личный состав базы был выстроен в каре на площадке перед диспетчерской вышкой. На одной стороне кучка военных медсестер окружала пятерых раненых - четверо сидели в креслах-колясках, а пятый лежал на высокой госпитальной койке с колесиками. Наш строй никто бы не назвал образцовым, в ВВС не уделяли внимание всяким парадам и шагистике; все построились по экипажам. Я наблюдал за Мерроу, а он наблюдал за медсестрами. Большой транспортный самолет С-54, толстый и неуклюжий по сравнению с нашими элегантными "летающими крепостями", тяжело завершал последний круг, потом снизился и отлично сел на полосу; к самолету помчался штабной автомобиль, каре разомкнулось и пропустило нашего нового командира - Уитли Бинза; он шел рядом с генералом Икером и несколькими офицерами его свиты, о чем-то быстро говорил и оживленно жестикулировал. Они прошли почти рядом с нами, и я успел разглядеть фуражку генерала с вынутой из тульи проволокой, как у самого захудалого летчика; мне бросилась в глаза и его бледность, но Бинз и несколько тщательно выбритых штабистов оказались между мной и генералом, так что я видел великого человека всего лишь несколько мгновений. Я ненавидел его, он олицетворял холодную, безжалостную длань высшей власти, но в то же время я трепетал от сознания, что нахожусь так близко к нему, и вытягивал шею, чтобы взглянуть еще раз, но Бинз загораживал его от меня.
Сейчас мне понятно, почему я испытывал к полковнику Бинзу двойственное чувство. Прошла только неделя, как мы вернулись из дома отдыха, - наступило двадцать третье июля, и хотя никаких боевых действий за это время не проводилось, если не считать тренировочного полета авиагруппы и отмененного рейда, мы успели убедиться, что летчики вполне довольны назначением Бинза командиром. Мерроу ненавидел Бинза, но меня к нему влекло. Это был высокий худой человек двадцати девяти лет, с бескровным лицом и серыми выпуклыми глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками; его черные, тщательно приглаженные на затылке волосы были коротко подстрижены, а в уголках губ постоянно таилось что-то похожее на горькую усмешку. Уитли Бинз вел аскетическую жизнь - не пил, не курил и совершенно не интересовался женщинами. "Целомудренный Уит" - так называли его ребята за выпивкой в баре. Даже в спокойном состоянии он выглядел каким-то страдающим и удрученным; обычно он сидел, ссутулясь и крепко сжимая себя скрещенными руками, словно страдал от холода или страха. Несмотря на резкость и замкнутость Бинза, его всегда окружала группа горячих приверженцев - Мерроу презрительно называл их "кликой Бинза". Бледный, с задумчивыми глазами, он походил на ученого или на поэта, но среди авиаторов славился как самый отчаянный из всех отчаянных пилотов. "Бинз? Да что ты, дружище, ведь это он на Б-17 совершил над аэродромом Макдилл такой лихой разворот, что у меня до сих пор поджилки трясутся!.."
Недавно Бинз сделал отличное дело. Вернувшись из дома отдыха, мы обнаружили, что боевой дух летчиков нашей группы и мог бы быть хуже, да некуда. Траммер оказался никудышным командиром. Басня о насмешках Сайлджа над Герингом распространилась с быстротой эпидемии, и люди ей поверили. Геринг поклялся разделаться с нами. Сам Бинз, - Великая Гранитная Челюсть, - не отличаясь красноречием, не решался побеседовать с летчиками и рассеять их беспокойство и поэтому, собрав нас как-то днем в начале недели в комнате для инструктажей, не очень связно сказал, что люди с открытыми глазами будут драться лучше, чем с закрытыми, и напустил на нас Стива Мэрике с анализом (первым, который я слышал за все то время, что рисковал жизнью) наших боевых действий. Стив сообщил, что наши рейды предпринимаются вовсе не по чьей-то прихоти или из-за отсутствия координации с союзниками, а являются частью принятого месяц назад плана согласованного воздушного наступления, в соответствии с которым американские "летающие крепости", "либерейторы" и средние бомбардировщики в дневное время, а самолеты английских ВВС в ночное наносили бомбовые удары по тщательно выбранным целям перед вторжением в Европу. Хотя нам все еще предстояло время от времени бомбить базы подводных лодок, в дальнейшем основными объектами налетов станут немецкие авиационные заводы, прежде всего заводы, выпускающие истребители, некоторые отрасли промышленности по производству дефицитных материалов вроде подшипников, синтетического каучука, горючего, а также военный автомобильный транспорт.
Когда Мэрике закончил свое выступление, поднялся Целомудренный Уит и произнес всего одну, но, как видно, тщательно обдуманную и отрепетированную фразу:
- В дополнение к сказанному, господа, прошу вас помнить, что наши боевые товарищи, вынужденные, по несчастью, парашютироваться и оказавшиеся в руках врага, могут неправильно истолковать временную пассивность авиации, поскольку связывают каждое наше усилие, даже самое незначительное, с надеждой на свое скорое освобождение.