Возлюбленная колдуна

— Правда. — Фиона подняла свой талисман и стала всматриваться в золотистый янтарь, пылающий огнем в солнечном свете. — Я не думаю, что в легендах говорится все, что нужно знать о Сияющих.

— Как вы думаете, он вернется? — прошептала Лаура.

— Вряд ли, мисс. Сидхепредпочитают жить среди своего народа, где они свободно могут использовать свой дар, не опасаясь угроз смертных, которые из страха могут убить их.

Холодная рука сжала сердце Лауры, когда она поняла, что больше никогда не увидит лицо Коннора. Он ушел. И винить ей оставалось только себя.

Она сама заперла себя в клетку, прутья которой выкованы из приличий и скреплены предрассудками. Она держала в руках счастье и сама уничтожила его, расколов, как кристалл, брошенный о камень.

Но она все еще сомневалась, что нашла бы в себе смелость войти в царство Коннора, покинуть мир, который был ей известен, даже если бы она не уничтожила возможность жить вместе с ним. Она закрыла глаза, поглощенная воспоминаниями о Конноре. Воспоминания — вот что у нее осталось, вот чего она заслуживала.

Глава 28

Волны бились о грубые скалы утесов Мохера, поднимая в воздух тучи брызг. Коннор стоял на краю утеса, как узник перед прутьями своей клетки. Когда он три недели назад вернулся в Эрин, Эйслинг особым заклинанием ограничила свободу его передвижения островом, лишив его возможности пользоваться своим медальоном; он больше не мог открыть врата времени.

Влажный ветер свистел в его волосах, омывая лицо соленым запахом моря; холод проникал сквозь изумрудную ткань туники. Его лицо и руки зудели от холода, когда он стоял в семистах футах над катящимися серыми волнами, вперясь взглядом в туман, падающий серебряным занавесом с серого неба к еще более серым океанским водам.

За этим серым пространством была Лаура. По крайней мере будет через тысячу лет. Странно — любить женщину, которая еще не родилась. Коннор застыл, почувствовав, что он не один на утесе, и зная, кто нарушил его одиночество еще до того, как были произнесены первые слова.

— Ты ушел далеко от дома, сумрачный воин, — сказала Эйслинг. Ее голос звенел, как колокол, перекрывая грохот прибоя.

Коннор глубоко вздохнул, чувствуя, как соленый воздух щиплет язык.

— Примерно на тысячу лет.

— Тебе нельзя находиться на холодном воздухе, ведь ты только что поправился. — Она дотронулась до него, положив руку ему на плечо. Ее теплая ладонь согревала его сквозь мягкую ткань туники. — Взгляни на себя — ты даже плаща не надел.

Коннор обернулся к ней. Ветер надувал темно-бордовый капюшон, обрамляющий ее красивое лицо. Она улыбалась, но он видел в ее бледно-голубых глазах отблески беспокойства.

— Если ты так заботишься о моем здоровье, то выпусти меня из этой тюрьмы.

— Коннор, я не могу позволить тебе вернуться в Бостон.

— Черт побери, Эйслинг! Почему ты не позволяешь мне сражаться за свое достояние?

— Что ты собираешься сделать? Похитить Лауру?

— Она любит меня. Я наверняка сумею объяснить ей, что мы должны быть вместе.

Эйслинг покачала головой.

— Если ты оставишь свои замашки викинга, то поймешь, почему должен быть вдалеке от нее.

— Хорошо. — Он поднял руки. — Объясни все несчастному, заблуждающемуся викингу.

— Во-первых, ты должен знать: Лаура жалеет, что прогнала тебя.

— Ты видела ее?

— Да.

— Если она жалеет, то почему мне нельзя отправиться к ней?

Эйслинг нахмурилась, мгновение разглядывая его, прежде чем ответить.

— Лаура согласилась выйти замуж за Филиппа Гарднера.

— Нет! — Коннор схватился за рукоятку меча. — Я не допущу, чтобы это произошло!

Эйслинг положила руку ему на плечо, и он тут же почувствовал целительное тепло, разливающееся по его жилам, как лечебный бальзам, наложенный на открытую рану.

— Помни, что ты принц Сидхе,а не викинг.

— Эйслинг, от этого зависит моя жизнь. Мое будущее! А ты играешь со мной в какие-то игры!

— Уверяю тебя, это не игра. — Эйслинг отвернулась в сторону моря, и ветер сорвал капюшон с ее головы. — Если вам с Лаурой суждено соединиться, то она должна разглядеть узы, связывающие ее с тобой. Она должна понять, что эти узы сильнее, чем любые цепи, связывающие ее с жизнью в Бостоне.

— Ты хочешь, чтобы она выбирала: меня или жизнь в Бостоне?

— Она должна сделать выбор. — Ветер окутал ее вихрем, пытаясь сорвать с нее накидку, кайма которой блеснула, как хвост разъяренного кота, над обдуваемой ветром вершиной утеса. — Другой возможности остаться с ней у тебя нет.

Коннор смотрел на волны, разбивавшиеся об утес, на бурлящую белую пену, исчезающую под новыми волнами, едва успевшими нахлынуть на скалы.

— Ты пока что не сумела убедить меня, что я должен оставаться здесь и ждать, пока этот ублюдок не похитит мою женщину.

— Если Лаура любит тебя, действительно любит всем сердцем и душой. — Эйслинг положила руку на его плечо. — Она найдет способ соединиться с тобой. Ты должен доверять силе любви.

Коннор следил за белой чайкой, мчащейся по ветру, скользящей, расправив крылья, над безбрежными серыми просторами.

— А что, если она откроет в себе любовь ко мне после свадьбы с Гарднером?