— Ты даже не представляешь, как давно я мечтал об этом, — пробормотал Джекоб, все еще зарываясь пальцами в ее волосы; его светло-синие, как цветки барвинка, глаза едва не ослепляли ее своим блеском. Флоренс и слова не успела вымолвить в ответ, а он уже вновь целовал ее, лаская губами лицо, подбородок, шею.
Заглушив в себе голос разума и чувство вины, Флоренс обняла его, ладонями исследуя сквозь футболку линии его спины и плеч. Джекоб был худ, но чутьем пробудившейся в ней женщины Флоренс распознала таившуюся в его членах силу и грацию. Не отдавая отчета своим действиям, она запустила руки под его футболку и стала массировать гладкую бархатистую кожу.
— О да, — проурчал он и, чуть отстранив Флоренс от себя, тоже занялся ее футболкой. Она подняла руки, помогая ему раздеть себя. Он расстегнул бюстгальтер, и в следующую секунду она уже почувствовала на своих грудях его ладони, теплые губы, подвижный язык, ласкающий соски.
Это было так не похоже на ее любовные игры с Дэвидом, так волнующе — особенно потому, что она позволила себе недозволенное. В каждом движении Джекоба, в каждом прикосновении его губ и рук чувствовалось что-то бесовское. Время словно растянулось, искривилось, перевернулось. Казалось, он целую вечность целует и ласкает груди, и вместе с тем она и опомниться не успела, как он уже осторожно опрокинул ее на спину, укладывая на коврике, и расстегнул сначала пуговицу, затем молнию на джинсах, без мальчишеской неуклюжести быстро освобождая ее от одежды.
— Нет, нет, нет, — мягко возразил Джекоб, когда она, вдруг с ужасом осознав, что лежит перед ним совсем голая, попыталась сесть и прикрыть свою наготу. Вновь вынудив ее лечь на спину, он занес обе руки девушки ей за голову и, прижимая их к полу одной ладонью, другой неторопливо бороздил по ее телу. Флоренс закрыла глаза, зная, что Джекоб продолжает смотреть на нее, и, когда его пальцы скользнули ей между ног, ища подтверждение тому, что она достаточно возбуждена, Флоренс затрепетала, словно камыш на ветру. — Ты так очаровательна, — произнес Джекоб, еще ниже склоняясь над ней.
Она ожидала, что теперь он отпустит ее и разденется сам, но Джекоб продолжал нежно теребить ее интимную плоть. Флоренс тихо вскрикнула от потрясения и изумления. Беспомощная, не в состоянии контролировать себя, она извивалась и выгибалась, чувствуя, как в ней нарастает восхитительное исступление. Спустя еще целую вечность сладостных терзаний, она задрожала в экстазе, освобождаясь от скопившегося напряжения, и Джекоб, прильнув к ее губам, поцелуем заглушил вырвавшийся у нее счастливый всхлип.
Продолжая целовать ее, глубоко, горячо, страстно, он еще раз довел ее до оргазма и только потом дал свободу рукам Флоренс и разделся сам.
Она, разморенная пьянящим пресыщением, открыла глаза, лениво рассматривая обнаженного Джекоба, пристраивавшегося на коврике рядом с ней. Он обладал мускулистым гибким телом и в данный момент был крайне возбужден, но она больше не стыдилась ни своей, ни его наготы. Проказливо хмыкнув, она смело протянула руку к его разгоряченной плоти.
— О да! — блаженно простонал он, выгибаясь и подбадривая ее движением бедер. Флоренс улыбнулась, наслаждаясь проявлением его чувственности столь же полно, сколь несколько минут назад упивалась своей.
Но вот оба почувствовали, что пора от объятий и волнующих прикосновений переходить к более тесной близости. Флоренс подладилась под Джекоба, и оба, удовлетворенно вздохнув, слились, срастаясь друг с другом в единый организм.
Физические ощущения были сказочные, но Флоренс потрясло другое. У нее было такое чувство, будто она наконец вернулась домой из долгого, долгого путешествия. Казалось, кроме этой комнаты, этих объятий, этого мужчины, ничего вокруг не существует. Никогда прежде не чувствовала она себя столь целостной, спокойной, преисполненной согласия с миром.
— Нет! О нет! — простонала Флоренс, возвращаясь в реальный мир с жутким ощущением разбалансированности. За что такая несправедливость? — думала она, рассматривая в зеркале Джекоба свои полные слез глаза. Почему ей было так хорошо, так восхитительно прекрасно с мужчиной, который в любое другое время выказывал к ней полнейшее пренебрежение? Который, возможно, до сих пор презирает ее. С какой стати у нее такая идеальная физическая совместимость с Джекобом Тревельяном?
— Ненавижу тебя, — пробормотала Флоренс, подбирая брошенную Джекобом рубашку. Зарывшись в нее лицом, она вдыхала запах здорового мужского пота, который был результатом тяжелого съемочного дня, но еще сильнее бил в нос густой древесный дух его одеколона. Этот знакомый терпкий аромат окончательно вывел ее из равновесия. За десять лет вкусы Джекоба не изменились. Он уже тогда культивировал в себе пристрастие к дорогим благовониям, хотя похвастать богатством в ту пору не мог. Помнится, он как-то заявил, что лучше уж пожертвует хлебом насущным, чем станет использовать лосьон с неблагородным запахом.