А она? Она пыталась разобраться в своем состоянии. В пустыне она чувствовала только злость и отчаяние, горечь от гибели бессмысленно убитых воинов. Молодые люди, некоторые чуть постарше. С многими из них она по пути перешучивалась. Здесь, в крепости князя-разбойника Бельхадада, она испытывала другие чувства. Она предполагала, что с ней и остальными может произойти нечто ужасное. Но она видела и много нового, воспринимая краски, запахи, звуки. Она смотрела, как с полей, от каналов идут люди к своим хижинам или шатрам, а другие жители направляются на запад, туда, где высокая стена защищала долину. Туда, где уже, возможно, началась атака.
Они шли все быстрее, почти бежали. Мысли Клеопатры стали перескакивать с одного на другое. Она думала о том, как проведут лошадей, оставленных перед тайным входом в долину. А может, их оставят снаружи и покормят там? Представляла, как было бы приятно лежать с Деметрием в зеленом кустарнике у пруда. Или с Афером. Ее мысли занимал Рави, который пошатнулся и упал и его просто бросили лежать. Сумеет ли он подняться и догнать их?
Слева, на южном конце стены высотой в четыре человеческих роста, возвышалась огромная башня. К ней вели лестницы, и их погнали по этим лестницам наверх. На верхней площадке башни стояли воины и смотрели на запад. Клеопатра оглянулась назад, всматриваясь в долину, на которую опускались длинные вечерние тени. Везде были кучи факелов, которые позже собирались раздать и зажечь. А у подножия стены уже горели три костра.
На западе, на расстоянии трехсот-четырехсот шагов, на возвышенности белели шатры. Она не была уверена, но ей показалось, что там не только песок, но и камни, которые могли бы служить в качестве укреплений. На песчаной равнине между стеной и возвышенностью она увидела длинные ряды воинов, пеших и конных. И повозки, запряженные огромными быками. Как их провели по пустыне, чем поили, кормили? Что было на повозках? Запасы продовольствия? Нет-нет, вряд ли провиант подвезли бы так близко. Его, без сомнения, оставили в лагере. А повозки уже почти подъехали к стене.
Раскачивающиеся темно-серые холмы в свете заходящего солнца. Может быть, это слоны? А позади них верблюды?
Потом она услышала позади себя хорошо знакомый голос. Это был Руфус.
— Как я рад видеть тебя здесь, самый дорогой цветок Канопоса, — сказал он.
Откуда он узнал?.. Но теперь это было не столь важно. А что теперь было важно, кроме людей снаружи, атакующих крепость, и защитников города внутри ее? Слоны? Для чего они?
В любом случае важным был крупный коренастый мужчина в светлой накидке, который расположился у бруствера и смотрел вниз. Он повернулся.
— Добро пожаловать и спасибо, что последовали моему приглашению.
Колумелла, стоявший наискосок позади нее, откашлялся и сделал шаг вперед.
— Приглашение было абсолютно невежливым, — заявил он. — Поэтому не будем много говорить. Для тебя есть две возможности, Бельхадад. Август Тиберий примет тебя как младшего брата и союзника, возвысит тебя, если ты сложишь оружие и откроешь ворота.
Бельхадад сделал знак нескольким своим воинам.
— Эй, вы! Готовьтесь, — крикнул он. — А вторая возможность?
— Твоя смерть и смерть всех твоих людей. — Колумелла указал в сторону пустыни. — Там твой конец. Позорный конец. Здесь не останется камня на камне.
— Ты не выражаешь почтения властелину пустыни, римлянин, — произнес кто-то за его спиной. — Начнем, господин?
Бельхадад пробурчал в ответ что-то непонятное, потом сказал:
— Подготовьте факелы, чтобы мы могли увидеть самое главное. И на стене тоже. Что они собрались делать со своими слонами? Да, Гарун, начинайте.
На башне и на стене зажгли первые факелы. Кроме Клеопатры, Колумеллы и Бельхадада на площадке размером примерно двадцать на двадцать шагов толпились, наверное, еще полторы дюжины воинов. Возле бруствера, обращенного в сторону долины, лежало оружие: копья, мечи, несколько луков и колчанов, а также связки факелов и глиняные горшки, в которых, вероятно, было что-то легко воспламеняющееся. Смола или нефть, которые можно было лить на головы нападавших.
Рядом с копьями лежал какой-то тяжелый предмет. Двое воинов подтащили его. Это был деревянный крест. Они остановились возле Колумеллы. Человек, которого Бельхадад назвал Гаруном, пожилой седобородый воин, отдал какой-то приказ двум другим воинам, но так тихо, что ничего нельзя было разобрать.
— Почтение, римлянин, — сказал Гарун. — Стань на колени перед властелином пустыни.
— Я становлюсь на колени только перед Августом и перед богами, — гордо ответил Колумелла.
Потом он вскрикнул, пораженный, не успев подавить крик боли, потому что один из воинов схватил его, а другой перерезал ему подколенные сухожилия. Колумелла осел. Клеопатра зажала рот рукой и увидела, как римлянин закусил от боли нижнюю губу.
— Он становится на колени, господин, — подобострастно доложил Гарун.
Бельхадад кивнул.
— Я доволен. Привяжите его к кресту и выставьте его вон там.