Возлюбленная Пилата

Потом он пошатнулся и уронил меч. Она подхватила его, еле удержав от падения. Его голова лежала на ее правом плече. Она подумала, что ей станет плохо от вида израненного тела, от запаха крови, вытекавшей из небольших ран, от забрызганного кровью лица. В этот момент этот чужой в общем-то человек, торговец, чужеземец, начал приходить в себя, и, прежде чем она успела что-либо сообразить, он поднял голову и нашел губами ее губы. На его губах был вкус крови, страсти и силы, не отталкивающий, не чужой, а очень знакомый. Ей показалось, что она уже однажды держала его тело в своих руках или хотела держать. Они долго целовались, пока кто-то не толкнул их.

— В сторонку. Это, конечно, приятно. Но сейчас есть более важные вещи.

Колумеллу сняли с креста и уложили на быстро принесенные куски ткани и накидки рядом с другими ранеными. Почти все, кто участвовал в бою на башне, были ранены. Легкораненые помогали промывать раны тяжелораненым и перевязывать их. А те, кто чудом остался цел и невредим, сначала сбросили через бруствер все трупы, а потом снова взялись за оружие. Погребальные костры и жертвы богам отложили на завтра. Сейчас предстояло решать более срочные дела.

Подразделение каппадокийских лучников заняло часть башни, обращенную к долине. Вместе с воинами, уже находившимися на стене и с внутренней ее стороны, в Ао Хидисе, они отражали контратаки людей Бельхадада. Хикар и его люди, оставшиеся в живых, проникли в долину, чтобы продолжать сражаться и поднимать других на восстание. Клеопатра заметила также, что со стены исчезли бородатые римляне. Она содрогнулась при мысли о тайных нападениях в темноте и почувствовала острую боль в затылке.

Руфус лежал недалеко от Колумеллы. Сначала его посчитали мертвым и хотели выбросить через бруствер. Потом кто-то из воинов заметил, что центурион дышит, хотя и очень слабо. Рана, нанесенная ему Перперной, была глубока, и он потерял много крови.

Клеопатра встала перед ним на колени. Руфус открыл глаза.

— Цветок Канопоса, — прошептал он.

— Молчи. Ты слишком слаб. — Она обмыла его лицо и попыталась оторвать его правую руку от пропитанного засохшей кровью куска ткани, покрывавшего его грудь и живот.

— Не надо. Как закончился бой?

Она посмотрела в ночь. Были слышны крики и звон оружия.

— Он еще продолжается.

— Мы… — Он застонал, потрогал рукой живот и отдернул ее. — Мы победим?

— Все зависит от того, кто для тебя «мы», — с неприязнью сказал Деметрий. До этого он помогал перевязывать раненых в десяти шагах от них, а теперь незаметно подошел к Клеопатре. Она посмотрела на него и увидела на его лице выражение угрюмого отвращения, с которым он рассматривал Руфуса.

— Он может говорить? — Голос Колумеллы был твердым, но чувствовалось, что он с трудом превозмогает боль. — Тогда положите его рядом со мной, или наоборот, и оставьте нас одних.

— Прежде чем он умрет, я хотел бы узнать, почему он убил моих друзей и ограбил меня.

— Деметрий, — перебил его Колумелла, — есть вещи поважнее. Принесите центуриона ко мне.

К ним подошел лекарь, заботившийся о тяжелораненых. Он наклонился над Руфусом, который с усилием что-то прошептал.

— Этого человека нельзя передвигать, — сказал лекарь. — Ему недолго осталось жить.

— Тогда перенесите меня к нему. — В голосе Колумеллы прозвучала злость. — И все уйдите.

— Кто ты такой, чтобы здесь приказывать? — спросил лекарь.

— Колумелла. Он представляет прокуратора и императора, — пояснил центурион, который в данный момент командовал на башне. — Сделайте, что он сказал.

Два человека схватили одеяло, на котором лежал Руфус, и, не очень-то стараясь быть осторожными, перенесли его к Колумелле.

Лекарь почесал затылок и тихо вздохнул. Потом он обратился к Клеопатре.

— Здравствуй… княгиня, — сказал он. — Я Элеазар. Помнишь меня? Афер был моим другом. По пути сюда мы говорили о тебе.

— Обсудим это на обратном пути, Элеазар. — Клеопатра тяжело вздохнула. — Здесь достаточно других дел. И у меня разрывается сердце от крови и ужаса.

— Ты права. И я нужен им, — врач кивнул в сторону раненых и, устало улыбнувшись, пошел к ступеням, ведущим к спуску на стену.

Постепенно оказали помощь всем раненым, которых еще можно было спасти. Немногочисленные лекари и санитары последовали за удаляющимся боем, шум которого становился все слабее, уходя от городской стены вглубь долины. На башне остались только раненые и несколько часовых.

Деметрий достал кожаную флягу.

— Вода с вином, — сказал он. — После всей этой крови. Выпей, Цветок Канопоса.

Клеопатра прополоскала рот и выпила медленными глотками. Она вернула ему флягу и посмотрела на него. В неясном свете факелов он выглядел не таким, как раньше. И все же таким. «Тот же самый Деметрий, — подумала она, — и я та же самая Клеопатра, только в другой жизни».

— Откуда ты это знаешь? — спросила она.

— Было одно письмо, которое я не должен был читать.

— Что за письмо?

— Глаука написала из Адена своему брату в Египет, попросив его разузнать о тебе. Он послал ответ в Леуке Коме, а Руфус перехватил письмо.