Возлюбленная Пилата

Чего ей не хотелось особенно, так это видеть разрушения. Ей рассказали, что слоны несли на себе сосуды с нефтью и смолой. И верблюды тоже. Теперь воинам приказали эти сосуды открыть, собрать в кучу мертвых животных и людей, деревянные части ворот и все, что могло гореть, и поджечь. Стена и башня должны были быть разрушены. А также крепость в долине. Хикар с частью людей останется там, в маленькой незащищенной долине, как союзник Рима и друг набатеев, которые об этом еще не знают. Жители Ао Хидиса будут отданы в рабство.

Все это — пожар, разрушения, порабощение — было уже позади нее. Поскольку все животные использовались для перевозки раненых и добычи, она шла пешком, вместе с Элеазаром, иногда рядом с паланкином, сооруженным для Колумеллы, который несли несколько сильных мужчин. Еще ночью эти воины сражались на стороне Бельхадада, и на их плечах были кровавые полосы.

Хозяина постоялого двора звали Аристид. Он был в полтора раза выше обычного человека и в два раза толще.

— Остро приправленные колбасы из ослиного мяса, — перечислял он, — жирные барашки, жаренные на вертеле, вкуснейшая рыба из наших рек и прудов, поросята для тех, кому вера не запрещает есть свинину, крупная и мелкая птица, запеченная в корочке из меда и сезама, свежее молоко, вино из Сирии и с островов Эллады. К тому же пение соловьев. И, если ты пожелаешь, услуги крепкого раба-банщика, у которого нежные пальцы и хорошие мази.

Клеопатра осмотрела просторное помещение, куда ее привел хозяин. Окно, выходившее во второй из двух внутренних дворов, можно было закрыть рамкой, обтянутой тонкой кожей. Выглянув в него, она увидела цветы и фонтаны. В комнате находилось широкое ложе с подушками и одеялами, на котором не было насекомых, крепкий стол, кувшин, тазик и две лампы.

— О повелитель всей этой роскоши, — шутливо произнесла Клеопатра. — Вероятно, по пути в Иерусалим мне придется попрошайничать, но против этого я не могу устоять.

Аристид широко улыбнулся.

— Попрошайничать? Кто говорит о том, чтобы попрошайничать! Ты подруга Элеазара, знания которого спасли мою дочь и улучшили мое пищеварение. Для друзей моих друзей цены гораздо ниже. А если ты не в состоянии больше платить… — Он пожал плечами. — Всегда есть какая-то работа. Например, на кухне. И конечно, есть мужчины, которые готовы платить за другие услуги.

— Я подумаю об этом.

Но когда Аристид ушел, она отмела эту мысль в сторону. Не здесь, не сейчас. Нет. Пока есть другие возможности.

После долгих месяцев, проведенных на кораблях, в жалких арабских гостиницах, в пустыне, на верблюдах и, наконец, в Ао Хидисе («Баню Клавдии Прокулы я предала бы богам забвения», — подумала она), Клеопатра насладилась хорошей просторной баней с бассейнами горячей, чуть теплой и холодной воды. Перед этим ее оттерли, помыли, а после сделали массаж с благовонными мазями. У раба-банщика были тонкие опытные пальцы. И он доставил ей ни с чем не сравнимое удовольствие, усердно массируя ее уставшее тело.

Какое счастье — лежать перед заходом солнца в мягкой постели под аркадами внутреннего двора, есть мелкую жареную дичь, свежие фрукты, хороший ароматный хлеб, пить вкусное вино и не вспоминать об Ао Хидисе!

Но конечно же, она сразу стала думать о разрушенном городе-оазисе. Услышав тихие шаги, Клеопатра встрепенулась. В сумерках она разглядела приближающегося воина с кривым кинжалом.

Но это оказался Элеазар, который в полдень ушел дальше с Колумеллой. Он притронулся к плечу женщины, забрал у нее чашу и осушил ее. После этого он вздохнул и сел на край ее постели.

— Как ты оказался здесь? — спросила она. — Я думала, что ты должен сопровождать Колумеллу до Иерусалима.

— Я тоже так думал. — Элеазар улыбнулся. — Но случилось по-другому. Господа из Гадары решили оказать услугу своему дорогому другу, благородному римлянину. И чтобы он рассказал об этом народу, сенату и императору, они осыпали его подарками, предоставили ему повозку на рессорах, лошадей, врачей и массажистов. И во всей этой суете никто, конечно, не обратил внимания на врача-еврея, оказавшегося лишним.

— Добро пожаловать, ты, лишний. Хочешь есть?

Элеазар кивнул.

— Аристид уже знает, что у меня ужасно бурчит желудок. Разреши, я сначала помоюсь, а потом предстану перед твоими очами.

Ни о каком насилии или шантаже не могло быть и речи. Элеазар был чрезвычайно приятным собеседником, образованным, обладавшим богатым опытом. В течение последующих дней они обнаружили, что у них много общих, хотя и мимолетных, знакомых. Конечно же, они говорили и об Афере, о гибели которого искренно сожалели.

— Мне хотелось бы, чтобы он нашел себя на каком-нибудь другом поприще, — сказала как-то Клеопатра. — Я думаю, он мог бы стать хорошим отцом семейства.

Уголки рта Элеазара опустились.

— Ты настраиваешь меня на скептический лад. Он никогда особенно не думал о детях.

— У некоторых мужчин это отношение меняется, как только у них появляются собственные дети.