Возлюбленная Пилата

— Мы будем признательны, если ты последуешь за нами. — Предводитель разбойников рассмеялся. — За хозяина каравана кто-нибудь может заплатить выкуп. Взять его. И… вон ту. — Он указал копьем на Глауку. — Старику нужно только самое красивое свежее мясо.

Внезапный кошмарный сон. Клеопатре хотелось проснуться. Неподвижно, молча, не в силах что-либо сделать, они вынуждены были смотреть, как трех жертв повели к запасным лошадям. Через несколько мгновений их окутала пыль, которую подняли лошади разбойников. Когда пыль улеглась, арабов и их пленников уже не было видно.

Таис и Арсиноя закрыли лица руками. Перперна резко поднял культю в воздух, будто хотел побить богов за это нападение. Потом он опустил руку, покачал головой и сел на свое одеяло. Нубо посмотрел на Леонида, который медленно пошел к куче оружия и кошельков. Мелеагр уперся руками в бедра, прикусил нижнюю губу и обратился к Клеопатре.

— Что будем делать теперь, княгиня?

Она подняла руки, неожиданно оказавшиеся удивительно тяжелыми. Как свинцовые слитки.

— Почему ты спрашиваешь меня? — Женщина едва узнала собственный голос.

— Кто должен давать указания? — небрежно спросил Мелеагр.

— Давайте отдохнем. А потом посовещаемся.

Постепенно они немного успокоились. Клеопатра чувствовала себя не в своей тарелке, нежданно-негаданно став начальницей каравана. Но, к ее счастью, ей не приходилось принимать много решений. Поиск подходящих мест для привала она поручила опытным караванщикам. Монет, которые им оставили разбойники, должно было хватить только на питание, корм для животных и две ночевки в гостинице.

— У Деметрия было больше денег, — сказал Мелеагр, когда они советовались по пути. — Разбойники не все нашли. Он спрятал монеты на себе. Но теперь, когда он у них в руках, они, конечно, все заберут. Пусть боги утопят их в свинячьем дерьме!

— Что же нам делать? — спросила Клеопатра. — Попрошайничать?

Нубо указал на верблюдов.

— Как только они нам будут не нужны, мы сможем продать их.

— А когда они нам будут не нужны? — спросила Таис. — Мы же не можем ехать до конца ойкумены…

— Мы не поедем до конца ойкумены. Только до Иерусалима. Я надеюсь найти там помощь.

Мелеагр посмотрел на Клеопатру, прищурив глаза.

— Ты, может быть, и найдешь. Если прокуратор соблаговолит вспомнить тебя. Но что делать нам?

— А что вы собираетесь предпринять?

Мелеагр и Леонид молча обменялись взглядами.

— Мы будем искать Деметрия, — твердо сказал Леонид.

— Где? Как?

Перперна откашлялся.

— О княгиня, у торговцев есть свои способы ведения поисков. Тот, кто захочет получить выкуп за Деметрия, когда-нибудь объявится. А ты? Ты ничего не сделаешь, чтобы спасти свою Глауку?

Клеопатра пожала плечами.

— Ты считаешь, что ее еще можно спасти? И каким образом можно организовать это спасение?

Конечно же, она, как и все, мучилась бесполезными вопросами, сознавая свою беспомощность. Может быть, надо было схватиться за оружие, которое у них отобрали, чтобы выступить против тридцати воинственных разбойников? Четыре женщины и шестеро мужчин? Или ей нужно было сказать, что она княгиня, за которую кто-нибудь заплатит выкуп? Чтобы они забрали ее и отпустили Глауку? Только кто заплатил бы за нее? Прокуратор? Пилат мог бы вспомнить, если бы увидел перед собой ее лицо. Одно имя, даже при упоминании, что они познакомились в Александрии, вряд ли обеспечило бы его помощь. В Египте живет множество Клеопатр. Кроме того, римские прокураторы, как правило, не платят выкупов. Не дают шантажировать себя и государство. Они либо посылают войска, что в ее случае исключено, либо быстро и основательно забывают похищенного. Если речь не идет о важных государственных делах… Если бы, например, парфяне захватили важного военачальника, то начались бы переговоры. А кто для них женщина, захваченная арабскими разбойниками?

Она ни с кем не делилась своими мыслями. Да и не нужно было много говорить, чтобы понять: всех их терзают подобные размышления. Леонида и Мелеагра уж точно. В этом несчастливом путешествии они потеряли уже двоих друзей, Микинеса и Прексаспа. И Деметрий был для них не только начальником, но и старым другом. Нубо тоже приуныл, погрузившись в себя. На него напала тоска, и он все больше молчал.

— Ты будешь что-нибудь предпринимать? — спросил чернокожего Леонид, когда вечером они остановились в последний раз в гостинице перед въездом в Иерусалим.

— Я? Предпринимать? Что? Зачем? — Нубо широко открыл глаза и растерянно смотрел на него. Как плохой комедиант, он отчаянно пытался показать, что удивлен этим вопросом, поскольку все происшедшее не касается ни его, ни кого-либо другого.

— Все-таки Деметрий взял тебя с собой. Ты бы мог оставаться с достойными любви жителями Адена.

— Ах вот как! А откуда ты знаешь?

— Не только я. Он тоже. — Леонид указал подбородком на Мелеагра, который смотрел в свою чашку и молчал. — Мы подумали, что ты не откажешься помочь, если нам придет что-нибудь дельное в голову. Кажется, ты не очень рад потерям.

Нубо усмехнулся.

— Мне жаль, что мои красивые рыжие волосы стали отвратительными.

Мелеагр посмотрел на него.