Возлюбленная террора

— Прекратите притворяться! — Голос начальницы стал резким и сухим. — Этим вы ничего не добьетесь. Зачем вы устроили потоп, Спиридонова? Хотели нам что-то доказать?

— Но я ничего не устраивала! — искренне удивилась Маруся. — Это не я!

— Она лжет, — взвизгнула Двухвостка. — Мерзкая, дрянная девчонка! Она все время лжет! Испорченная лгунья!

Маруся резко повернулась в ее сторону:

— Я не лгу! Вы не смеете меня оскорблять! Вы… — голос ее зазвенел и сорвался.

— Молчать! — Начальница стукнула карандашом по столу. — Что вы себе позволяете!

— Но я действительно ни в чем не виновата! — Марусе удалось овладеть собой и говорить почти спокойно. — На перемене я никуда не отлучалась. Все ученицы могут это подтвердить.

— Значит, она сделала это на предыдущей перемене! — ехидно заметила классная дама.

— На предыдущей перемене наш класс задержала мадам Глисская.

— У вас, Спиридонова, на все есть оправдания! — Начальница смотрела по-прежнему холодно, но в голосе ее явственно слышались нотки сомнения. — Придется вызвать вашего отца. Мне жаль его. Иметь такую дочь, как вы, — большое горе для родительского сердца.

Маруся уже совсем пришла в себя.

— Я не виновата, — ровно сказала она. — Я сегодня не поднималась в умывальню, и это могут подтвердить многие в классе. Вы можете опросить девочек.

В кабинете установилось непродолжительное молчание. Начальница в первый раз за время разговора посмотрела в сторону Двухвостки, потом кивнула:

— Ладно, Спиридонова, идите пока в класс. Но помните — следствие еще не закончено.

Маруся, кипя от негодования, развернулась и вышла.

На перемене вся гимназия обсуждала случившееся. Сама Маруся, объяснив причину вызова, говорить на эту тему отказалась.

По дороге из гимназии Машу Гольден нагнали Люба Исаева и Наташа Денисова.

— Ну, что ты думаешь о сегодняшнем случае? — Наташа от возмущения тряхнула головой так энергично, что даже платок сбился. — Чуть что — сразу Спиридонова!

Маша пожала плечами:

— Я, конечно, ничего не хочу сказать… Но…

— Что «но»? — с вызывом спросила Наташа. — Что «но»?

— А ты уверена, что она действительно этого не делала? — Маша поджала губы. — Эта Спиридонова совершенно несдержанная особа.

— Да как ты могла подумать… — Наташа остановилась. — Зачем бы Маруся стала открывать в умывальной кран?

Маша еще раз пожала плечами:

— Не знаю. Я же говорю — совершенно несдержанная особа.

— Но, Маша, — робко вмешалась в спор Люба Исаева, тихая и религиозная девочка. — Может быть, и могла… Но ведь Маруся сказала, что этого не делала. А Маруся никогда не говорит неправды.

Маша усомнилась:

— Так уж и никогда?

— Никогда, — негромко, но твердо сказала Люба.

БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ ИЗ-ЗА МАЛЕНЬКОЙ КНИЖКИ

После рождественских каникул первое занятие образовательного кружка Маруси Спиридоновой было назначено на пятницу. Обсуждали статью Герцена «О развитии революционных идей в России». Доклад делала, разумеется, Маруся — у нее был к этому вкус, она любила читать и рассказывать.

Кроме Маруси Спиридоновой, в роли докладчика иногда выступала ее сестра Юля, — Люду эти собрания совершенно не интересовали, она терпеть не могла всякую нелегальщину. Время от времени доклады делали Наташа Денисова и Саша Делицын — ученик последнего класса тамбовской мужской гимназии. Он и его Товарищ Коля Васильев были постоянными слушателями кружка. Саша, красивый семнадцатилетний юноша, темноглазый и светловолосый, очень нравился Ванде Колендо, которая тоже не пропускала ни одного занятия. Повзрослев, Ванда превратилась в настоящую красавицу. Высокая, стройная, с удлиненным нежным лицом, обрамленным каштановыми локонами, и яркими, чуть раскосыми зелеными глазами, она уже успела разбить не одно мужское сердце. Правда, Ванда приходила сюда отнюдь не потому, что интересовалась литературой. Ей хотелось настоящей жизни, бурной и яркой, а в сонном провинциальном Тамбове чтение запрещенных книг превращалось в самое увлекательное из возможных приключений. Тайна, объединявшая всех членов их образовательного кружка, крайне импонировала натуре Ванды.

В кружок еще входили сестры Гармиза, Аня и Роза. Правда, с начала года Розе не удалось еще ни разу прийти к Спиридоновым — мышечная астения, которой она страдала чуть ли не с семи лет, начала быстро прогрессировать, и ей пришлось оставить вообще всякие занятия.

Самым юным членом кружка был Аркаша Сперанский, худенький бледный гимназист четырнадцати лет, смешливый и застенчивый. Он обычно тихонько садился в уголок и слушал, изредка вставляя реплики и задавая вопросы. Но реплики его всегда были точны, а вопросы уместны.

— «Ужасный, скорбный удел уготован у нас всякому, кто осмелится поднять свою голову выше уровня, начертанного императорским скипетром; будь то поэт, гражданин, мыслитель — всех их толкает в могилу неумолимый рок. История нашей литературы — это или мартиролог, или реестр каторги. Погибают даже те, кого пощадило правительство, — едва успев расцвести, они спешат расстаться с жизнью…»