Возлюбленная

– Я собираюсь оставить тебя с этим, – сказал Диллон. – Проведи весело время со всем своим штучками и используй столько места, сколько понадобится. Мне нужно бежать на встречу с папой и Майклом. Они хотят, что бы я посмотрел их планы.

– Со мной все будет хорошо. Я, как правило, теряю чувство времени, когда вожусь со своими художествами. И наверное, все еще буду здесь, когда ты вернешься.

Диллон подарил ей быстрый поцелуй, хлопнул по попе и вышел из кабинета.

Довольно улыбаясь, она развернулась. Лили действительно не знала, с чего начать, но была готова погрузится в радость воплощения на холсте образов, которые были ей поддержкой во время жизни на улице в течение долгих недель и месяцев.

***

– Папа, можно тебя на минутку? – позвал Адама Диллон.

Адам положил рулетку и бросил взгляд на дверной проем.

– Предполагаю, ты ждал, пока твои братья уйдут, чтобы поговорить о чем-то личном?

– В яблочко.

– Давай пройдемся, – предложил Адам.

Они вдвоем направились в другую часть дома и вышли из боковой двери во двор, слева от которого просматривалась маленькая долина.

– Все хорошо продвигается с Лили и братьями? – спросил Адам.

Диллон вздохнул.

– Да. Даже лучше, чем я себе представлял. Честно говоря, это был ничтожный шанс, что все получится, а если быть совсем честным, то часть меня не хотела, чтобы это не сработало, потому что я жаждал ее только для себя. Но все хорошо. Странно, но могу сказать, что доволен положением.

– Пока ты, твои братья… и Лили… счастливы, сын.

Диллон занервничал.

– Дело не в этом. Боже, я похож на первоклашку-слабака. Ради бога, не могу поверить, что разговариваю о таком со своим отцом.

Адам усмехнулся.

– Уже не могу дождаться это услышать.

– Когда ты и папы встретили маму… Я знаю, все вы считали, что она ваша. Знали, что она была единственной. Никогда не оглядывались назад и бла-бла-бла.

– Ну, я бы не назвал это бла-бла-бла, – сухо заметил Адам.

– Но когда ты понял, что любишь ее? Было ли это мгновенно? Когда сказал ей?

Боль отразилась на лице отца, и Диллон пожалел, что напомнил.

– Нет, я сказал ей не сразу, – тихо произнес Адам. – Ждал, пока не стало почти слишком поздно. Я любил ее. Знал, что любил ее, но отчасти думал, что если я скажу, это будет слишком рано, и как-то обесценит признание. Как будто нужно было время, чтобы определиться.

– Да, именно так я и чувствую, – ответил Диллон. – Я чувствую себя немного глупо, думая так, и немного меньше, когда произношу вслух. Никогда не верил, что влюбиться можно так быстро и так сильно. Знаю, ты и другие папы говорили об этом, но, честно говоря, я всегда думал, что это дерьмо собачье.

Адам покачал головой.

– Клянусь, сын, я не знаю, чей ты ребенок, но я полагаю, что мой. Ну, кроме татуировок и этой чертовой серьги. Все еще сбивает с толку, откуда ты, черт возьми, взялся. Раньше я бы поклялся, что твоя мать тебя где-то нашла. Но ты думаешь, как я, и такой же бестолковый и упрямый, как я. Позволь мне дать небольшой совет, и ты можешь делать с ним, что угодно. Не ждите, пока настанет удобное время. Я не решался, потому что боялся, признание унизит момент, если бы сказал это слишком рано. А может, пытался убедить себя, что это в действительности и не любовь. Все, что я знаю, – это что я почти потерял твою маму, не сказав ей, насколько я ее люблю. По сей день жалею, что был чертовски упрям, чтобы выразить свои чувства словами, пока не стало почти слишком поздно.

– Я чувствую себя немного нелепо. Никогда не испытывал ничего подобного к женщине. Не так сильно, быстро и глубоко. Я чувствую, это в моей голове.

Адам улыбнулся.

– Да, мне знакомо это чувство. Но, Диллон, чего ты ждешь? Одобрения? От кого? Тебе всегда было наплевать, кто и что думает о твоей жизни, в том числе я, твоя мама и другие папы. Ты всегда шел своим собственным путем, маршировал в такт собственным барабанам и слал нахер всех, кто пытается говорить что-то другое. Я не могу представить тебя сомневающимся и беспокоящимся по поводу времени или чего-нибудь, такого же абсурдного.

– Да, конечно, ты прав, – проворчал Диллон. – И да, я никогда не заботился, что думают другие. До сих пор. Меня волнует, что думает Лили. Я не хочу облажаться, пап.

Адам положил свою руку на плечо Диллона.

– Ты не облажаешься, сынок. Лили кажется такой милой девушкой. Очевидно, она заботится о тебе, Сете и Майкле. У нее золотое сердце, но она уже побита жизнью. В твоих силах вернуть ее обратно к жизни, помочь встать на ноги. Как лучше это сделать, кроме как предложить ей то, что ей нужно больше всего в мире? Свою любовь.

Диллон с силой выдохнул.

– Я действительно ненавижу, когда ты прав. Это даже хуже, когда придаешь этому чертовски большое значение.

Адам усмехнулся.

– Это бесит и твою маму. Не то чтобы я всегда бываю прав, заметь.

– Ты и папы научили меня многому, пока я взрослел, – тихо проговорил Диллон. – Если я хоть на половину такой же, как ты или папы, тогда знаю, что мы справимся. Я не могу просить лучшего детства. Не знаю, говорил ли я тебе в последнее время, что люблю тебя, папа. Я бы не стал ничего менять в нашей семье.