Возлюбленный враг (СИ)

Франц был оживлен, поездка ему все же понравилась, да и Грау был каким-то непривычно мягким с ним, подробно расспрашивал обо всем, даже разок приобнял и погладил по голове.

Умилительная картина - они словно два братца, чем-то неуловимо похожи, оба светленькие, ясноглазые и немного бледные, с задумчиво-печальным выражением на лице. Я представила, что Франц тоже будет любить футбол, когда подрастет и сможет нормально ходить. Все мальчишки любят футбол…

Вечер прошел спокойно. Франц дорисовывал картину, которую хотел презентовать генералу, мы сидели в гостиной все вместе, я даже нашла ноты и сыграла «Турецкое рондо» Моцарта. Грау одобрил. Он опять пристально смотрел на меня и если мы встречались взглядами, тут же отводил глаза. Чудеса в дырявом решете!

Еще месяц назад он был злой, недовольный, вечно фыркал, когда я просила вынести хлам с чердака. А что сейчас? Понял, что я не просто русская, а русская из другого времени и ему пришлось смириться? Должно быть, так.

Неспешно подкралась ночь. Мы долго разговаривали с Францем, уже лежа в кровати наверху. Точнее, Франц лежал под одеялом в пижамке, а я пристроилась на покрывале с книжкой. Отто упрямо сидел в кресле напротив, хотя я уже в который раз намекала, что пора бы ему пойти к себе, нечего тут торчать. Он отвечал, что ему тоже нравится сказка, и он не уснет, пока не узнает, чем завершилась история. Пришлось мне продолжать повествование:

— Король женился на принцессе, они жили долго и счастливо, и умерли в один день. Конец. Ах, нет… до того как они умерли, у них родилось много-много детей и в старости появилась куча внуков. Вот так будет правильней. Все сказки должны хорошо заканчиваться. Непременно хорошо, иначе, что это за сказка, если у нее грустный конец? В настоящей жизни и без того много грустного… Ты со мной согласен, Франц?

— Совершенно согласен!

Он важно надул щеки и свел брови вместе, мы с Отто расхохотались и кинулись его обнимать. Как-то сразу же, одновременно. И поэтому наши руки встретились, будто мы тоже обнялись. И посмотрели друг другу в глаза поверх маленькой белобрысой макушки, зажатой между нашими телами.

А потом Грау увел взгляд вверх и вздернул подбородок, указывая на потолок, на чердак, я его мигом поняла. И отрицательно покачала головой. Только не сейчас, не сегодня. И вообще, надо как можно меньше оставаться наедине, потому что… а-ах, так будет лучше для всех.

Потому что, когда мы долго бываем наедине, у меня в груди появляется непонятное ноющее чувство, будто что-то сжимается, и от этого становится тревожно и больно, но в то же время мучительно приятно. Так у меня уже было когда-то, в обычном для меня мире, и там все закончилось не очень хорошо.

Больше я подобного не допущу. И тем более здесь... Тем более с Грау. Это просто невозможно. Нет-нет! Даже представить нельзя.

Высота

У каждого есть в жизни высота, Которую он должен взять когда-то...

М. Львов

Я открываю глаза, а потом зажмуриваюсь и начинаю глубоко дышать через нос. Говорят, такое дыхание успокаивает, умиротворяет. Красивое слово: у-миро-творение. Полагаю, такое чувство испытывал Бог, когда создавал мир, а потом сам себя же и похвалил «Как хорошо!»

Что же скажет себе Бог сегодня - 22 июня 1941 года? Может, вовсе и нет Бога. Или он есть, а мы - люди на планете Земля только персонажи его компьютерной игры. На экранах наших гаджетов герои тоже двигаются, говорят, что-то строят и пишут, с каждым годом такие игры становятся все совершеннее и технологичнее, с каждым годом виртуальные персонажи могут все больше.

Мы играем в игры, а Бог, возможно, так же играет в нас, начинает и заканчивает войны, одним движением пальца сметает со своего экрана города, рушит империи… А по другой версии, он просто наблюдает и не вмешивается. Ему хочется, чтобы мы справились сами, пусть даже долго и мучительно. И чтобы обязательно победил сильнейший и умнейший на данный момент времени. Но вдруг ему все равно... Нет, это было бы самое жуткое.

Как думать правильней и легче, я не знаю. А подумать стоит, ведь именно сегодня начнется чудовищное вторжение немецкой армии и лишь спустя два страшных года «железная лавина» покатится назад. И русские пойдут следом, чтобы развернуть над Рейхстагом свой "алый парус".

Лучше я буду считать, что участвую в съемках фильма, в исторической реконструкции. Я решила так еще вчера. Иначе мне не справиться, не совладать с бурными эмоциями. Ведь когда представлю, что творится на границах моей, сейчас такой еще более огромной страны, чем современная Россия, что будет вскоре происходить на территории Брестской крепости...

В голове мелькает сюжет из книги Бориса Васильева «В списках не значился». История о молодом русском лейтенанте, который одним из последних защищал свои рубежи, пусть это были всего лишь заваленные после бомбежек подвалы. Лейтенанту Плужникову отдал честь немецкий генерал.