Возлюбленный враг (СИ)

Стихи Андрея Шевцова, он наш, местный, надеюсь, доживет до сорока - в Сибири здоровый климат, шанс есть.

— О ком ты говоришь, что это за люди? - недоумевал Грау, - какие рубцы?

— Русские поэты. Они писали замечательные стихи, жили на родной земле, правда, это не помогло. И еще очень многие сгинулы без вины - нелепо, случайно, жестоко. Лес рубят - щепки летят. Большие и маленькие. Маленьких особенно жалко. Не осталось даже имен.

"Но Зулейха открыла глаза. И сынишка ее выжил. Может, ради сына ей и стоило открывать глаза... Ради будущего на кровавых обломках. Раз мы не умеем иначе рожать новый мир, только как в адских муках и боли народной. Через наган и плеть. А пряничек все обещают впереди, да так и не кажут".

По правде сказать, Зулейхе иногда сказочно, просто невероятно везло. Вспоминаю, сколько было споров вокруг первой книги Гузели Яхиной. И отзывы разные - от восторженных до уничижительно-едких, страна будто на два противоборствующих лагеря разделилась. У каждого своя родовая память. И пепел предков стучит в груди. А я думаю, что сама Зулейха не хотела бы повернуть время вспять и оказаться вновь в доме деспота Муртазы и злобной свекрови.

Есть в Зулейхе нечто звериное, кондовое, повелевающее все события с ней происходящие природно-безропотно принимать, как властное течение судьбы, не в этом ли оказалось для нее спасение? Согнулась покорной лозой, прильнула к холодной земле, в живые корни вцепилась, вот "жнец" и не приметил. Может и мне так же здесь поступить?

В моей семье ссыльных не было, куда ж дальше матушки Сибири ссылать. И без каторги предки лес валили вручную, мерзли и голодали, хоронили детей, умирающих от всякой безвестной напасти. Зато бабушка рассказывала, что в их родной деревне радовались, когда расстреляли местных кулаков - мироедов.

Они зерно по лесам попрятали, отказались лошадей сдавать в колхоз, банду сколотили и молоденькую учительницу - агитаторшу "за советскую власть" ржавыми пилами распилили на козлах. Ее именем потом школу назвали. Скоро в деревне появилась лампочка Ильича, трактора и надежда на светлое будущее. А потом началась война.

Только это неправда, что рабочие и крестьяне воевали из одного страха перед заградотрядами НКВД. Прадеды мои оба были добровольцы, не взирая на бронь от завода и колхоза ушли на фронт - знали, за что идут биться. Было за что..."

Ну, все, теперь мне точно до утра не успокоиться. С рассветом можно хотя бы делами отвлечься. Я с ногами залезла в кресло и замоталась пледом. Грау молча смотрел на мои манипуляции в полумраке, а потом сел на пол рядом и попытался пристроить свою голову мне на колени.

Это была такая наглость, что я даже обалдела и не придумала ничего лучше, как пригладить его волосы, да и не хотелось прогонять, если честно. Наверно, так коварно на меня действует дождь. На руку белобрысому демону или - ангелу... ничего не разберешь в темноте.

— Ася, я тебя люблю.

— Так всегда говорят, когда хотят… Стой. Ты зачем так сказал? Нам этого нельзя, ты же понимаешь. У нас с тобой все равно ничего не получится.

— Мы даже не пробовали.

Что он сейчас имел в виду, попробуй-ка, угадай! Наверняка новая пошлость.

— Ася, я люблю тебя, - не унимался Отто, будто завел старинную шарманку.

— Слушай, Грау, иди к себе! Всем будет лучше.

— Но и там я буду тебя любить, бесполезно закрывать двери - убегать и прятаться бесполезно, Ася.

— И что ты предлагаешь? Проснуться в одной постели поутру, ха! - проще простого, для этого даже не надо особой любви.

— Не знаю, что делать… я просто тебя люблю… и буду любить до конца, пока жив.

Я сейчас разревусь. Конечно, рассчитывает на то, что я расчувствуюсь и разревусь, он меня уже изучил, он - отличный психолог. Ну, чего привязался, то зверем смотрел, теперь в любви признается - какая-то мудреная игра, хитрая ловушка. Может, они на пару с Вальтером ставят на мне свои чертовы опыты, хороший - плохой, я где-то читала про такой метод.

— Грау, пожалуйста, уходи, я больше не хочу тебя слушать!

Он медленно поднялся и пошел к двери, а я поняла, что если он сейчас уйдет, мне будет во сто раз хуже и душа сейчас словно висит на волоске тоньше паутины.

— Подожди… только будь там, где стоишь. Скажи мне честно-пречестно, поклянись памятью своей матери - ты нарочно? - у меня дыхание перехватило от подступающих слез.

— Ты хочешь меня получить как трофей, да? Чтобы через меня отомстить... хоть как-нибудь да отомстить всем русским, которых ты ненавидишь, хочешь, чтобы я поверила тебе, а потом посмеешься над дурочкой? Скажи правду, Грау, я тебя пойму, и все будет почти как прежде, только без лжи.

— Ася, да ты что?! Как ты можешь так думать… Ася-я-а!

Он стоял у запертой двери, схватившись за голову, бормотал что-то себе под нос, не то стонал, не то мычал, я даже за него испугалась, а потом снова двинулся ко мне и я подскочила с кресла навстречу. Не знаю, как бы продолжался наш разговор дальше, но из комнаты Франца вдруг раздался дикий вопль, - мы вместе побежали открывать двери.