Возлюбленный враг

Джинни не ответила. Дойдя до маленькой комнаты, она высоко подняла свечу, освещая каменные стены, запятнанную кровью подстилку, деревянное ведро.

Воздух был спертым и зловонным, и Алекс даже отшатнулся. Все же лучше, наверное, погибнуть в бою, чем прятаться, словно крысы, в этой жуткой норе… Но, с другой стороны, перед ним никогда не вставал такой выбор. Его никогда не преследовали, и все свои битвы он выигрывал.

— Нужно убрать его, а то воздух стал отвратительным, — сказал Алекс решительным голосом и поднял ведро.

Джинни кивнула и пошла впереди него по холодным ступеням к наружной двери.

Они вышли к морскому берегу на прохладный, чистый утренний воздух. Джинни глубоко вдохнула, подставив лицо ветерку.

Алекс вылил ведро у куста бузины.

— Ты любишь ездить верхом?

— Больше всего. — Она улыбнулась. — Но я не одета для такого случая.

— Как и для блужданий по тайным ходам, — поддразнил он, снимая паутину с ее волос. — Ты не переодела платье, твои туфли запачканы.

— Мы говорили о серьезных вещах, и я забыла о таких пустяках.

— И как часто ты вспоминаешь о них? — Глаза его смеялись.

— Редко, — смущенно признала Джинни. — Я всегда приводила маму в отчаяние.

— Могу себе представить, — захохотал Алекс. Непослушная, упрямая маленькая цыганка. Готов биться об заклад, — он обхватил руками ее лицо, — ты не очень-то изменилась и сейчас. Это мне наказание за мои грехи. Но я не хотел бы, чтобы ты была другой.

— Я вовсе не упрямая и не непокорная, — мягко сказала она. — Ведь нет никого, кто мог бы требовать от меня покорности.

Глаза его потемнели.

— Нет необходимости повторять, что мы стоим по разные стороны. Я понимаю это, но я говорил как возлюбленный, а не как враг.

— Нам не всегда будет легко отделить одно от другого. — Она еще не договорила, а руки ее уже обвились вокруг его шеи, тело прижалось к его телу, ощущая теплую кожу под его рубашкой. Она поцеловала его первой, притянув его голову к себе и привстав на цыпочки, как бы утверждая их равноправие в любви.

Когда они отодвинулись друг от друга, Алекс коснулся ее припухших губ.

— Сегодня мы просто любовники. Не будет никаких слов о нашей вражде. Мы будем разговаривать и рассказывать друг другу о себе, и ты покажешь мне остров, который так сильно любишь.

— Очень хорошо, — согласилась Джинни, поворачиваясь спиной к потайной двери. — Мы как будем возвращаться — тем же путем, чтобы мое платье совсем было испорчено? Или же поразим твоих людей, появившись во дворе, словно привидения?

— Мы вернемся так же, как пришли, — тут же нашелся Алекс, — Еще немного паутины ничего не изменит, и у меня нет никакого желания тащиться через двор.

Когда они вернулись в столовую и закрыли потайную панель, Алекс задул свечу.

— Наденьте вашу амазонку, госпожа Кортни. Мы отправимся изучать остров.

Этот приказ был столь обещающим, что у нее свело пальцы ног в туфельках. Будет еще достаточно времени для вражды, когда снова возникнет противостояние между полковником «круглоголовых» и его пленницей-роялисткой. Несомненно. Но сегодняшний день создан для любви.

— Жду тебя в конюшне.

— Через десять минут. Нам нужно так много узнать друг о друге, Джинни.

Он коснулся ее губ длинным пальцем. Она выбежала из комнаты, радуясь его обещанию, запоздало вспомнив о необходимости проявлять сдержанность, более подобающую хозяйке дома, находящейся в плену.

Глава 4

Спустя десять минут, с заплетенными косами и в амазонке, Джинни появилась на конном дворе. Через руку у нее была перекинута накидка, потому что с моря дул свежий ветер. Солдат с коротко остриженными седыми волосами седлал великолепного черного жеребца, на котором Алекс Маршалл отправлялся конфисковывать имущество и земли, и Редферны были лишь одними из многих в этом списке.

— Замечательное животное, — сказала она, проводя рукой по бархатному носу жеребца. Он заржал от удовольствия и потерся упругими губами о ее ладонь.

— Да, госпожа, — согласился солдат, — чистокровный арабский скакун и в бою тверд как скала.

— Как его зовут?

— Буцефал.

— Буцефал! — Джинни не поверила своим ушам. Так назвал своего коня Александр Македонский. Ведь не может быть, чтобы Алекс Маршалл считал себя воином-императором? Подавив приступ смеха, она пошла в конюшню за своей кобылой. Это было изящное животное с привычкой высоко поднимать ноги при ходьбе. Лошадь радостно потянула воздух ноздрями, и мышцы на ее шее затрепетали в предвкушении прогулки.

— А, вы опередили меня, госпожа Кортни, — раздался голос Алекса позади нее, и чтобы скрыть свою радость, Джинни приникла лицом к теплой шее кобылы.

— Седлай лошадь госпожи Кортни, Джед, — быстро распорядился Алекс, беря под уздцы Буцефала. Джед весело улыбнулся.

— Нет, в этом нет необходимости. Я вполне способна оседлать собственную лошадь, — машинально возразила Джинни.

— Это не обсуждается. Займись ею, Джед.

— Слушаюсь, полковник. — Джед отдал честь и отправился в конюшню за седлом. Алекс повернулся к Джинни и заговорил тихо и отрывисто:

— Когда мы одни, ты можешь сколько угодно спорить и возражать, но в присутствии моих людей я запрещаю тебе делать это.