Возмездие

- «Что, Полещук, - говаривал Николай Николаевич, - решили осчастливить нас своим присутствием? Ах, бросьте, наши крепостные глаза не могут выдержать вашего барского великолепия. Верно, коллеги?» – что бы он ни говорил, всегда обводил взглядом улыбающихся преподавателей.

- «Мы слепнем, неумолимо слепнем, Полещук! Помилуйте, и являйтесь почаще, чтобы наши глаза привыкли к вашей сиятельной особе, или не являйтесь вовсе».

На все такие вот эскапады я реагировала довольно спокойно: улыбалась (полагаю, кривовато), делая вид, что мне не обидно совсем, а на самом же деле - закипала. Хотелось от сердца высказаться, а еще лучше схватить преподавателя за грудки и, нос к носу, приблизившись, сказать, чтоб катился со своими шутками ко всем чертям. Но, ясное дело, молчала – получить диплом стало делом принципа.

Отчего заведующий нашей кафедрой так взъелся, я не знала. Впрочем, может быть, он так общался со всеми.

В то время я была одна. Настолько одна, что даже поговорить было не с кем.

Со школьными друзьями порвала сразу после выпускного – никто из них не поддержал в тяжелую минуту: отвернулись, словно чужими людьми были друг для друга. В принципе, так оно и было, но поняла я это не сразу. Всё ждала звонков, дружеской помощи, но никто так и не позвонил, правда, денег собрали. Хотя, может, финансами скинулись учителя – конверт передавала классная руководитель.

Со своей бедой в эмоциональном плане я справлялась в одиночку. Тогда это было больно - сердце будто сжималось, и сделать вдох удавалось с трудом – сквозь зубы, сквозь многотонную плиту, что давила на грудь. Я почти не плакала, слезы пришли много позже – лились, а я задыхалась, съежившись в комок. Рыдала, и той горечи не было конца.

Причиной всему – и что работать приходилось много, и что друзей растеряла, было горе. За плечами, тяжелыми, черными, совершено не запомнившимися днями, остались похороны родителей. Они попали в автомобильную аварию и оба погибли в одночасье. Это случилось как раз перед выпускными экзаменами, когда уже был выбран ВУЗ, подготовлены документы, а я, как не в себя поглощала килограммами шоколад: зубрила билеты по истории и литературе.

Стоит ли говорить, что известие стало шоком?

Я хотела бросить всё – и экзамены, и поступление, но потом вспомнила, как родители мной гордились, как хотели, чтобы выучилась. Потому постаралась сделать так, чтобы они остались довольны, пусть даже никогда теперь и не узнаю – были ли. С высоты небес, наверное, не так видно, что на Земле творится.

Весь первый семестр в университете меня преследовала затяжная депрессия. Горечь и боль потери заставляли замыкаться в себе, не подпускать на дистанцию ближе необходимого никого из новых знакомых. И все же, я старалась настроить себя, как-то починить, и влюбленность в Вадима тогда спасла меня.

Уже и не вспомню, как я оказалась на том дне рождения. Вроде бы шла с работы, как вдруг знакомый бывшего одноклассника подхватил меня под руку. Он был слегка навеселе, и кричал на всю округу, что ему сегодня исполнилось двадцать. Кажется, я поздравила, пожелала здоровья и всех благ, но никто толком меня тогда уже не слушал, ибо тащил на праздник, держа за руку, и как ни вырывалась, улизнуть не сумела.

Вадим во всех смыслах оказался первым – в эмоциях, что вызывал, в сексуальной близости, в отношениях. На втором курсе мы съехались, еще через год поженились. И неплохо жили до того самого дня…

Открыла глаза, усмехнулась горько – воспоминания подняли со дна души болезненную муть. Сколько бы я не храбрилась, упоминания о Вадиме были тяжкими, поскольку его предательство подкосило похлеще надругательства.

И все же - хлопнула ладонями по коленкам - Вадим остался в прошлом. Пусть катится к чертям вместе со своей брюнеткой. Мне всё равно.

Подумалось мельком, что дед вполне мог быть прав – когда-нибудь бывшему мужу аукнется. Вселенная всегда раздает долги.

Кивнула в такт мыслям, поднялась, потянулась и отправилась искать Третьего.

Лунный свет бледно озарял кухню. Третий сидел за столом в темноте и вертел в руках пустую чашку. Я потянулась к выключателю, но услышав ёмкое: «нет», руку отняла. Остановилась на пороге, не зная, куда себя деть - отчего-то стало до невозможного неловко.

Третий был серьезен, погружен в какие-то свои думы, и казался угрюмым, даже слегка злым, и я почувствовала себя лишней здесь – в этом доме.

Хотела уйти неслышно, но он вдруг поднял взгляд, сурово нахмурился и протестующе покачал головой. Я затопталась на месте, недоумевая, отчего так неуютно стало, будто бы опустело что-то внутри.

Перемены в настроении Артема только добавляли удивления – совсем недавно он был мил, беззаботен, волновал своей близостью, а теперь будто оказался недосягаем.

Да, он слышал наш глупый женский треп, Маринка сказала: «твой Вадим», но вряд ли Артема взволновало это. Опять же – до подобных мелочей дела ему никакого нет и быть не может, поскольку мы не зарекались хранить друг другу верность и, как в сказке, умирать в один и тот же день.