Возмездие

Когда алкоголь сшибет страх и расширит сосуды, а горячая вода подарит ощущение невесомости, я буду смотреть на глубокие продольные борозды. Буду смотреть и хмельно отмечать, как быстро пульсирующими фонтанчиками вытекает густая, черная венозная кровь – сама жизнь. И успею обругать себя последними словами перед тем, как навеки отключиться, прокляну за то, что струсила, что сдалась.

А когда, запихнув в глотку горсть противных, липнущих к нёбу, таблеток, проснусь через полчаса от дикой, разъедающей пищевод рвоты, то буду плакать горькими, крокодильими слезами и умолять вселенную дать мне еще один шанс: пожить, подышать, последний раз! Буду обещать и клясться, что больше никогда и ни за что не совершу ни единой глупости, только, пожалуйста, пожалуйста, пусть эта желтая пена перестанет литься изо рта! И будет чертовски, чертовски жаль, когда вселенная останется равнодушной. Когда даже самый главный инстинкт – самосохранения, не поможет достать мобильный из заднего кармана, потому что руки уже отнялись, а изо рта хлещет не пена, а какая-то жуткая липкая дрянь. И даже валяйся телефон под носом, и дежурь бригада скорой помощи за углом, все равно толку будет чуть. Потому что мозг умрет и я вместе с ним.

Я знаю всё это, потому что помню, как безгранично, истово, пламенно хочется жить перед самой смертью.

Рассвело.

Небо на востоке озарилось бледно-розовым цветом, окрашивая бледную, не успевшую уйти с небосклона, луну.

- Что случилось? – Третий присел на широкий порог, обнял меня за плечи.

- Все в порядке, - улыбнулась я.

Наверняка кривовато, но, думаю, что вполне уверенно.

- Ты что, мыла полы? – Третий недоуменно округлил глаза, когда наткнулся взглядом на ведро и перчатки.

- Было чертовски грязно, - покрутила носом я.

- Да? Я не заметил.

- В этом весь ты – не замечаешь гадости, даже если она находится у тебя перед носом.

- Порой ты говоришь такие несусветные глупости, - Третий сжал плечи, притянул к себе и поцеловал в висок.

Я на секунду закрыла глаза, а потом встала.

- Будешь кофе?

- Можно, но сначала в душ. Ты со мной?

После того, как я на карачках вылизала весь дом, мне определенно нужно было пойти в ванную.

И я отправилась – с ним.

***

В том, как раздевается мужчина – нет ничего сексуального. Раз, - долой футболка. Два, - он стянул с себя портки вместе с трусами. Три, - он наг и готов к дальнейшему действу. И все же, в этой безыскусной простоте есть что-то, от чего невозможно зажмуриться или отвернуться. По крайней мере, так было со мной, пока раздевался Третий.

Может, причина была в нем самом, потому, что тело его было безупречно: жилисто, упруго, с наличествующими кубиками и прочим добром, что приобретается ценой тренировок и правильного питания. А может быть, я не могла оторвать взгляда, потому что он смотрел на меня с первобытной жадностью: так глядят на то, чем до безумия мечтают обладать.

Я скинула легкий халат, медленно потянулась к застежкам бюстгальтера, услышала, как шумно Третий сглотнул – словно не видел меня обнаженной десятки раз. Будто только одним видом я вызывала у него повышенное слюноотделение – как конфета, что манит яркой оберткой, а потом сладко тает на языке.

Подняла на него глаза, прекратив раздеваться.

Я никогда не умела соблазнять. Да, именно так. Не была способна томно закатывать глаза, облизывать губы или, например, нарочито крутить попой. Искусство соблазнения было для меня недоступно, но не потому что я была неуклюжей медведицей или чопорной ханжой, не чувствующей куража. Отнюдь. Просто внутри имелась некоторая эмоциональная неловкость. Все эти кокетливые взгляды из-под ресниц, зазывные жесты и лишние телодвижения, казались мне со стороны чересчур искусственными, наигранными – уж лучше обойтись и не смешить народ, если не имеешь способности валить мужчин десятками - одним только взмахом ресниц.

Третий, со своим голодом в блестящих глазах, заставлял усомниться – так ли я нелепа, как привыкла думать.

Он протянул руки, обвел пальцами полушария груди, что виднелась из бюстгальтера. От его теплого касания по коже побежали щекотные мурашки.

- Золотая девочка, ты сводишь меня с ума, - руки его уже бродили за спиной.

Секунда, и верхняя часть белья упала на пол, а шершавые, но нежные ладони продолжили поглаживать спину: то кругами, то широкой дугой.

Я провела руками по его безупречной груди, спустилась к животу, утопила пальцы в мягкой дорожке волос, бегущей от пупка вниз. Третий хрипло рассмеялся:

- Это то, о чем я говорил – ты еще ничего не сделала, а я уже на пределе.

Он наклонился, поцеловал в уголок губ, спустился поцелуями по шее вниз – к груди. Обхватил губами напрягшийся сосок, от чего сердце мое затрепетало и забилось неровно, рвано.

Я зарылась руками в его волосы, потянула вверх, а когда Третий распрямился, поцеловала – влажно, изучая языком его рот, покусывая еще не зажившие губы. Он прижал меня к себе с силой, ухватив за ягодицы. Потерся напряженным пахом и от этого нетерпеливого движения ноги у меня натурально подкосились.