Приступ длился около пары минут, но мне показалось – вечность! Вот так – наяву, а не во сне, этого не случалось уже очень-очень давно. Я и забыла, как страшно переживать заново ужас, беспомощность и то самое ощущение подчинения – когда готова умереть, только бы всё прекратилось.
Колкие слезы текли по щекам, а я размазывала их и не могла взять себя в руки. В душе разгорелась такая ненависть, такой силы злоба, что ногти впились в ладони до кровавых лунок. Вскочив, я заорала, что было сил, и скинула на пол подвернувшийся под руку торшер, швырнула сумку в противоположный угол комнаты. Я орала и крушила всё, что могла достать, опомнившись лишь тогда, когда в двери настойчиво постучал администратор.
- В чем дело? – поинтересовался извне женский голос.
- Все в порядке, - прохрипела я и прислонила голову к двери, - весь ущерб оплачу.
За дверью потоптались, но через пару минут сопение стихло, и я поняла, что осталась одна.
Счастливчик выполз из-под кровати и теперь сидел копилкой на подоконнике, смотря ошалелым, круглым глазом – такой буйной кот еще меня не видел.
- А ты думал что? – сиплым голосом спросила я. – Я тебе давно говорила: мне лечиться надо.
***
Со Вторым получилось приблизительно так же – пока я наблюдала за подъездом, он не объявлялся. Квартира вообще казалась необитаемой – в окнах не горел свет, в почтовом ящике скопилась кипа квитанций. Соседи по площадке только разводили руками – о жильцах в нужной мне квартире информации у них не имелось, потому что соседи сами были новичками: кто снимал жилье около года, кто въехал буквально на днях.
Спустившись на первый этаж, я увидела бабульку в широкополой шляпе, надетой на пуховой платок. Она стояла около приоткрытой двери и крепко держала в руках старого серого кота, в глазах которого сосредоточилась вся печаль мира.
- Здравствуйте, - кивнула я, намереваясь пройти мимо.
- Это ты, штоль, Вовкой интересуешься? – прошамкала бабуля.
В ответ я кивнула:
- Да, он денег мне должен.
Бабуля еще тесней прижала к боку кота, от чего тот недовольно мявкнул, покосившись в сторону родной квартиры. Женщина же махнула свободной рукой:
- Непутевый был. Морда наркоманская: глаза вечно косые, злые, штаны вечно на коленках дырявые, – старушка посмотрела на мои джинсы, но, не увидев там ни латок, ни дыр, продолжила более спокойно: - не видать тебе своих кровных.
- Отчего же был? – прислоняясь к перилам, спросила я.
- Так сгинул он – сестра его уже почти похоронила. Квартиру вот сдавать надумала – опять возьмет идиотов каких-нибудь, будут мне над головой топать.
- Как похоронила? – прижала я руку к груди.
- С границы не вернулся. Говорят, весь их отряд то ли в болота угодил, то ли еще напасть какая приключилась – из троих никто домой не возвратился. Пропали без вести.
- Да вы что! – снова ахнула я. – А полиция что? Руководство штаба?
- Ай, - махнула рукой старушка и поправила съехавшую на лоб шляпу, - оно надо им, искать? Бумагу выдали родным, плечами пожали – дескать, всякое на службе бывает, и тю-тю. Никому не надо – голову сильно морочить.
- Ясно, - с мнимым сожалением протянула я, потихоньку спускаясь по лестнице, - спасибо вам, всего доброго. Котика берегите, вон, какой красавец!
- Шельма он, а не красавец, - стукнула бабуля кота по носу, - все нервы вымотал, - и скрылась за деревянной дверью.
На улице хороводил снег с дождем. Выйдя из подъезда, я натянула капюшон и отправилась в сторону временного пристанища. Настроение было ни к черту. После припадка пришлось возобновить самолечение – единственное приемлемое средство, что продавалось без рецепта, теперь валялось в кармане. От него тошнило, дурманилось сознание, немели руки, но это было лучше, чем переживать заново тот проклятый день.
Я больше не чувствовала себя умиротворенно – то чувство осталось на холодной набережной, на мягком диване в лесном доме Третьего. Словом, осталось где-то в прошлом. Теперь я чувствовала, как изнутри клокочет злость, как мечутся в душ
Получалось, что два города я посетила зря.